Януш Красинский - Сын Валленрода

— Проезд закрыт, — сказали они, — а стоянка запрещена. Видите, идут спортивные соревнования.

Вероника ответила, что хочет на них поглядеть и только ради этого сюда заехала.

— Мой сын побежит, — пояснила она.

Шуцманы были неумолимы. Где толпа, лошадям не положено находиться. Значит, придется отъехать подальше и оставить лошадей без присмотра…

— А если сын победит, — сказала она, используя последний козырь, — победит в этом состязании, я даже не смогу его увидеть…

Шуцманы рассмеялись. Тот, что постарше, махнул рукой. Ладно уж, пусть остается, но лошадей надо привязать получше. А то вдруг испугаются.

— Фюрер указывает, что все должны интересоваться спортом, — добавил он назидательно и помог ей протиснуться сквозь толпу.

Она очутилась в первом ряду, отделенная от беговой дорожки только веревкой. Шуцман стал рядом. Соревнования уже начались. Пока на короткие дистанции. Вероника высматривала бело-красную майку сына, не очень-то представляя, в какой группе он побежит и когда. Спортсмены то и дело выстраивались на линии старта и срывались с места. Иногда их останавливали и выстраивали снова. Очень это было досадно. Толпа криками подбадривала своих любимцев. Из подвешенного над трибуной репродуктора доносился возбужденный голос судьи-информатора. Назывались какие-то немецкие фамилии, номера бегунов, названия клубов, метры, секунды… Вероника ничего в этом не понимала. Но вот на старте замелькала бело-красная майка, ей даже удалось разглядеть кого-то из товарищей Сташека. Это ее ободрило. Но тут же она расстроилась, так как знакомого ей спортсмена опередили на финише немцы, сам он сошел с дистанции, с трудом переводя дыхание, подавленный неудачей. И тут Вероника услыхала из репродуктора свою фамилию. Альтенберг. Произнесена она была торопливо в длинном перечне других бегунов. Сердце забилось живее, от волнения перехватило горло. Названные диктором бегуны выстроились на старте. Вероника увидела сына. Он делал странные движения, как частенько дома, после утренней зарядки, словно что-то с себя стряхивал, потом по знаку судьи наклонился, прикоснувшись пальцами к нагретой солнцем мостовой. Рядом с ним — Дукель. Они о чем-то переговаривались, но все их внимание было сосредоточено на полоске асфальта, лежащей перед ними. Вероника хотела крикнуть: «Сташек!», чтобы знал, что мать здесь и ободряет его, но, заметив сосредоточенность сына, оробела. Побоялась все испортить своим возгласом и только перекрестилась в надежде, что это ему поможет, потом замерла в ожидании. Стоящий на линии старта человек поднял руку с пистолетом. Бегуны замерли, наклонившись. Они походили теперь на статуи. Раздался выстрел — и замершие на старте бросились вперед плечом к плечу, ровной линией, как отпущенная тетива. Несколько секунд спустя рассыпались по всей мостовой и исчезли за поворотом улицы. Минуты через три показались снова. Сделав круг, приближались к финишу. В первой группе ее сына не было. Вот белую линию пересекает один, второй, третий, еще двое… Сташек! Господи, где-то далеко в хвосте… Готовая расплакаться, она закусила губы. Скорее прочь отсюда, только бы он ее не увидел. Зачем ему знать, что она была свидетелем его поражения. Вероника хотела было затеряться в толпе, но тут поняла, что спортсмены продолжают бег, упорно, неторопливо. Значит, еще не конец. Пробежали только один круг. Она устыдилась своего невежества. И по ее щекам покатились слезы умиления и надежды. Толпа сдержанно вскрикивала. Бегуны снова скрылись за поворотом. Увидав их в третий раз, Вероника еще не поняла, приближается решительный момент или нет. Попыталась определить по лицам немецких болельщиков. Пожалуй, нет. Они вели бы себя более возбужденно. Тем временем беговая дорожка почти опустела. Бежали только трое спортсменов, остальные значительно отстали. Сташек — третий! Да, это он! Но вот уже поравнялся со вторым. Все трое очень устали. И тут подал голос шуцман:

— Мать, который ваш сын?

— Второй, — ответила она, ни на секунду не отрывая взгляда от бегунов.

— Скверно, мать. Этот проклятый поляк его обойдет.

Вносить ясность было некогда. Сташек почти достал немца. Вырвался чуть вперед, потом разрыв стал заметнее. Вероника не сдержала радостного восклицания:

— Сташек! Сташек!

Услыхав ненемецкое имя, шуцман понял свою ошибку. Надо же — принял немца за ее сына! Лицо его побагровело от злости. Он невольно выругался по адресу всех поляков и отошел в сторону, чтобы не слышать этих радостных криков. Кроме нее, кричали теперь и все собравшиеся поляки, а их было не мало. Оставался еще один круг. А может больше? Удержится ли Сташек на своем месте? Не обгонят ли его опять? Только бы остался вторым. Какой был бы успех! А вот и они. Нет, ничего не изменилось. Немец первым, за ним Сташек. Но разрыв между ними меньше. Бегут очень быстро. Как на коротких дистанциях. Да, наверняка, скоро конец. Господи, какие усталые. Вопит репродуктор, ревет толпа, трудно что-либо разобрать. Но вне всяких сомнений — тот, третий, Сташека не догонит. Будет вторым, будет… Нет, обгоняет первого! Кто так кричит? «Вальтер! Вальтер!» Какой Вальтер? Это первый, да он уже позади. «Сташек! Сташек!» А Сташек все больше отрывается от немца. Метр, два, три… Соперник сдал, видно, как шатается. Финиш! Немецкие болельщики внезапно смолкают, а поляки скандируют: «Аль-тен-берг, Аль-тен-берг! Поль-ша! Поль-ша!» В глазах у нее темнеет. Вероника не уверена, хватит ли сил протиснуться к сыну. Перебежала дорогу, смешалась с толпой, с трудом прокладывая себе дорогу. Репродуктор нечленораздельно хрипит: «В забеге на… тысячи метров… поб… Аль… берг из коман… ских… церов… результатом… надцать и две… секунды». Но никто уже не обращает на это внимание. Слышится немецкая брань, свист и восторженные возгласы поляков. Из репродуктора, который вдруг пришел в норму, полились звуки марша «Германия, Германия превыше всего…». Кто-то из толпы бросился ей на шею. Это Кася. «Мама, наш Сташек!» Ничего больше она произнести не в состоянии. Только тянет мать за руку, помогает ей пробраться к победителю. Наконец Вероника может обнять его, расцеловать. От волнения она немеет. Чувствует, как дрожит усталое, разгоряченное тело сына, майка на нем промокла до нитки, и слышит его будто чужой голос.

— Ты пришла, мама? Я же обещал, что буду первым!

— Сташек бегает, как Кусотинский, — говорит Дукель. Он тоже тяжело отдувается, был на финише четвертым.

— Нет, наш Кус неповторим, — возражает Сташек. — Но если потренироваться, может, попытался бы достать его. Подышать ему в затылок. — Он выпускает мать из объятий, некогда нежничать. — Кус делает за восемь минут то, на что у меня уходит почти десять. Но, как я уже говорил, если бы потренироваться…