Януш Красинский - Сын Валленрода

— У меня в отделе есть ваша листовка, — вдруг промолвил герр лейтер. — Она дала нам обильную пищу для размышлений.

Станислав не сразу сообразил, о чем говорит толстяк.

— Листовка? Понятия не имею ни о каких листовках.

— Та, которую вы расклеивали по городу. С обращением к немецким спортивным клубам. Очень смелая акция.

Только теперь Станислав начал понимать, почему они заинтересовались его персоной.

— Ах, это объявление… Я не знал, что нельзя расклеивать… Это просто была информация для…

— Прежде всего для нас, — перебил его герр лейтер. — Она помогла нам уяснить, насколько скудны наши сведения о силах, скрытых в немецком народе. Я сохранил вашу листовку, так сказать, на память. Ну, вот мы и на месте.

Машина остановилась у сверкающего разноцветными огнями ресторана «Променад». Это было излюбленное место встреч нацистской знати, овеянное легендой «черного рейхсвера», некогда устраивавшего здесь свои конспиративные сборища. Люди из свиты толстяка поочередно высаживались у своих домов, и к концу они остались вдвоем. Герр лейтер, пропуская вперед своего гостя, поплыл к стеклянным дверям. Бряцанье пивных кружек, немецкая речь, запах клубящегося сигарного дыма, вид рассевшихся за столиками подогретых алкоголем военных и функционеров НСДАП легли мрачной тенью на лицо Станислава. Но отступать было поздно. Услужливый официант уже кланялся толстяку, наверняка хорошо зная, с кем имеет дело, тут же предложил свободный столик в укромном уголке у стены, обитой атласом. Скромный пиджачок с коротковатыми рукавами и криво повязанный галстук, как показалось Станиславу, не привлекли внимания. Общество толстяка гарантировало, что ему простятся довольно существенные недостатки его гардероба. Сам Станислав понимал, как разительно отличается он от окружения, и чувствовал себя белой вороной. И поэтому повторял про себя: «Я не напрашивался. Сейчас скажу такое, что пропадет охота приглашать меня еще раз». Они сели за столик с мраморной крышкой. Официант, получив условный знак, скрылся в дверях буфета. Оглядевшись, Станислав приметил, что в этом изысканном и пышно обставленном зале находятся почти исключительно мужчины. Ну конечно, это было место не для развлечений. Тут велись разговоры о коммерческой идеологии и идеологической коммерции.

— Ах, чуть не забыл! — вдруг воскликнул толстяк. — Мы все о пинг-понге и листовке, а ваш успех на беговой дорожке? Это было колоссально! Я наблюдал с трибуны. Прямо-таки полет птицы. Не скрою, это стоило мне нервов. Надеюсь, вы понимаете. По нашей прикидке, не менее трех немцев должны были вас обогнать. Ну, что же, нигде так, как в спорте, не рушатся предварительные расчеты.

Станислав оторвал взгляд от мраморной крышки стола, которую рассматривал с интересом.

— Что касается меня, то я рассчитал не так уж плохо. Почему вы надеялись именно на эту тройку? Я знаю их результаты больше, чем за год. Мои всегда были лучше.

Немец чуть улыбнулся.

— Вас не видели ни в одном из клубов. — Он расслабил узел галстука, сдавливавшего шею. — Вы пришли совсем со стороны. Это в какой-то степени наше упущение, не знаем людей. Мы проглядели вас, зато искренне поздравляем. А вот и пиво, — добавил немец, глядя на лощеного официанта во фраке, который снимал с подноса пивные кружки. — Я хочу выпить за ваше здоровье, Альтенберг, — немец поднял кружку. — За ваше драгоценное здоровье. Я сам всегда мечтал о легкой атлетике. Увы, комплекция… Комплекция не позволяет. Вы не пьете?

Станислав слегка отодвинул кружку.

— Я должен был сказать раньше. Наш харцерский устав запрещает употребление алкоголя.

Немец поднес кружку ко рту, сделал несколько больших глотков, откашлялся, достал из кармана платок и отер пену с губ.

— Да… вы же в этой дружине. Польские скауты. В сущности, это не такой уж плохой принцип: запрещение пить, даже курить… у нас наверху он имел немало сторонников… Даже дебатировался в гитлерюгенде. Но не был введен. Может, и правильно. Чересчур поредели бы тогда наши ряды. Хотите чаю?

— Спасибо… Если можно — лимонада.

— Кстати, относительно харцерства… — снова заговорил немец. — Вы немецкий гражданин, верно?

Станислав понял, что должен теперь держать ухо востро и быть тактичным, насколько ему позволит чувство собственного достоинства.

— Так точно, — ответил он. — У меня немецкое подданство.

— Этого достаточно, — подхватил толстяк. — Немецкий гражданин, подданный третьего рейха и, как мне известно… чистокровный ариец. И надо же — только сейчас встречаемся! Но это все из-за перегруженности на работе. Особенно последнее время. Я уже не говорю о том, что у нас творится в связи с приближающейся Олимпиадой. Берлинские игры должны стать сплошным триумфом немецкого спорта! Скоро начнутся отборочные соревнования. В Бреслау, вы знаете? Съедутся лучшие спортсмены страны. Наша команда не должна уступать другим. Времени в обрез, но мы не упустим талантливых спортсменов. Фюрер нам этого не простит. Что уж тут говорить, Альтенберг. Мы в вас заинтересованы. Чемпион города в беге на четыре тысячи метров, да еще с таким результатом… Нет, вы непременно должны выступить за нашу команду. Вы же патриот нашего города. Надеюсь, я не ошибся?

Нет, он не ошибся. Станислав заверил собеседника в справедливости его предположения. И пояснил, что привязанность к городу у него от матери, которая и слышать не желает об отъезде, хотя многие уговаривали ее перебраться в Польшу.

— Мы с ней считаем, что должны остаться вопреки всем неприятностям, которые здесь испытываем, — закончил он.

Немец испытующе взглянул на него. Он чувствовал, что с этим поляком разговор предстоит тяжелый.

— Да, — согласился герр лейтер. — Подобный шаг требует всестороннего рассмотрения. Немецкое население не благоволит к полякам. Но наш спортсмен, выступающий под немецким флагом… Это совершенно меняет суть дела. Никто не поставит вам в вину происхождение. Если только вы будете с нами. Я верю в ваши способности, как же в них не верить! Может рановато предсказывать блестящую карьеру, но, по-моему… вы пройдете в Бреслау и через год попадете в Берлин. Вам только необходим хороший тренер. Он заставит малость попотеть и выведет на берлинскую беговую дорожку. Вы встретитесь там с Кусотинским. Это дьявольски трудный соперник. Перегнать его способна лишь пистолетная пуля. Встреча с таким мастером — немалая честь. И для вас лично, и для всего нашего города. А пока предлагаю готовиться к Бреслау в качестве представителя немецкого спортклуба из Бойтена. Надеюсь, у вас нет возражений…

Гомон в ресторане, казалось, нарастал. Значит, вот ради чего был затеян этот фарс с матчем в пинг-понг… Он должен был признать, что и местечко для подобного рода предложений выбрано соответствующее. Чтобы не сомневался и сразу же почувствовал себя одним из них. Станислав скользнул взглядом по залу. Серо-голубые мундиры офицеров, коричневые рубашки нацистских бонз, перехваченные портупеями, фашистские эмблемы, непринужденно расстегнутые жилеты гражданских чиновников или агентов полиции, полутьма из-за густого сигарного дыма — все это смахивало на специально для него устроенный спектакль. Ему захотелось немедленно вырваться из этого окружения. Дожидавшийся ответа толстяк впился в его лицо изучающим взглядом. Станислав отпил глоток лимонада.