Януш Красинский - Сын Валленрода

— За удивительного немца, который оказался поляком!

Все выпили. Станислав встал. Он понял, что должен сказать несколько слов. Глаза всех присутствующих устремились на него. Он заговорил, с некоторым трудом подыскивая русские слова:

— Мундир, который лежит там, в мешке, я был вынужден напялить на себя два года тому назад… У меня было такое ощущение, будто кто-то ударил меня по лицу. Жег меня… как огонь. Что я мог сделать? Ничего. Уже шла война, тогда я подумал, что попытаюсь во Франции, сумею там дезертировать, сброшу мундир с себя… Под Бельфором я попробовал сдаться в плен. Во французский плен. Но французы сами сдавались. Как-то я вышел навстречу двоим и поднял руки. Они тоже подняли. Я тяну руки выше, а они пытаются поднять еще выше. Я им кричу по-французски «я поляк», а они мне «finie la guerre», то есть «конец войне». И вместо того чтобы они меня, я взял их в плен, — Станислав умолк на минуту, услышав смешки. — Теперь это кажется смешным, но тогда я чувствовал, будто мне клещами сжали горло. Поэтому я хотел бы выпить сейчас за то, что еще не конец и что я не там, не у немцев, а именно здесь… — Голос у Станислава дрогнул и он залпом выпил свой стакан.

Наступила тишина, все были взволнованы. Музалев и Троицкий по очереди пожимали ему руки.

— Ну, ладно, — отозвался Одуха. — Франция опозорилась. Но ты не радуйся, что сбросил с себя этот мундир. Завтра наденешь его снова.

— Мундир не надену, — сказал Станислав. Одуха побагровел от гнева.

— Что значит не надену?! Я, кажется, ясно сказал…

— Так точно, по вашему приказанию надену! Но не мундир, а маскарадное одеяние.

Одуха улыбнулся.

— Ну, не я ли вам говорил, что у поляка всегда наготове другое мнение!

На следующий день Станислав стоял на занесенном снегом шоссе. Рядом немецкий грузовик с открытым капотом возле огромного сугроба. Музалев в немецком мундире чуть ли не распластался на двигателе. Его тоже переодели. Он чувствовал себя довольно неуверенно в этой роли и сосредоточенно копался в моторе. Ну чем не маскарад?

Яркое солнце отражается в автомобильном стекле. С обеих сторон шоссе темнеет стена леса. Воздух застыл в неподвижности. Время от времени с верхушки ели слетает снег и рассыпается мелкой порошей. Птицы, осмелев от неподвижности автомобиля и людей, долбят клювами замерзшие шишки. А где люди? Их здесь больше, чем может показаться на первый взгляд. Залегли за первым рядом деревьев, прижав к щеке автоматы.

Они прибыли сюда на этом трофейном немецком грузовике, потому что главврач лагеря Борбе нуждается в деньгах. В последнее время спустил все до последнего пфеннига. Да, его надо обязательно выручить. Деньги лежат прямо на шоссе. Только сам он поднять их не может. Поэтому они сделают это вместо него. И Борбе получит столько, сколько захочет. В лагере, видимо, снова возросла смертность. Борбе всегда умел на этом подзаработать. Честно, в истинно немецком стиле. Каждому больному отпускается столько лекарств, сколько положено, — но тогда откуда берутся эти излишки?.. Значит, Борбе снова держит умерших в ведомостях живых Это позволило ему добиться немалой экономии. В особенности, если пересчитывать на лекарства. «Резервируя» их для умерших, он может теперь без всякого риска продать солидную партию медикаментов. Одуха охотно их «купит». В лесу легче раздобыть связку гранат, чем бутыль йода.

О сделке договорятся при посредничестве Леонова. Все очень просто. Кассу для гарнизона в Шепетовке перевозят в пикапе. Через несколько минут произойдет «изъятие» этих денег из пикапа, затем их обменяют на старые купюры, потом Леонов «проиграет» их в карты главврачу Борбе. Взамен он получит медикаменты для больницы в Славуте. А уже оттуда они попадут туда, где их с нетерпением ждут.

Но дело не только в Борбе. Штандартенфюрер Ворбс, шеф городской полевой жандармерий, также нуждается в деньгах. Правда, это именно он выиграл в карты у главврача — исключительно сильный игрок, — но и у него большие расходы. Многочисленная семья в рейхе, которую надо как-то содержать. Именно Ворбс может решить вопрос об освобождении арестованной, попавшей в руки украинских полицаев. Ее взяли в связи с расследованием по делу опасного дезертира, но эта девушка, собственно говоря, ничего не знает. Ее держат уже просто так, на всякий случай. При соответствующей поддержке со стороны Ворбса ее можно было бы, в общем, освободить. Тем более что доктор Леонов готов за нее поручиться. Доктор утверждает, что ее мать предлагает за ее освобождение солидную сумму. Пока, в данный момент, этих денег у нее нет, но она уже выехала к своей состоятельной родне и в ближайшие дни может их доставить. Она из очень богатой семьи, и за деньгами дело не станет. Родственники не поскупятся. Судя по всему, деньги для этой семьи — не проблема.

Сколько их может находиться в этом пикапе? Гарнизон большой, и машина курсирует по этой дороге каждый понедельник, доставляет определенную сумму, необходимую на его содержание в течение целой недели. Скоро они пересчитают эти денежки. Пора бы немцам уже появиться: двум мотоциклам с колясками и пикапу с кассой. Возможно, будет горячо. В особенности это почувствуют они двое, ожидающие на шоссе. Им необходимо быть крайне внимательными, чтобы не поймать пулю от своих. Все должно произойти очень быстро, в считанные секунды. Главное, чтобы немцы остановились. Они мчатся всегда на большой скорости. Поэтому надо заблаговременно начать подавать сигналы. Музалев по-прежнему копается в моторе. Это даже забавно: бывший военнопленный облачен в немецкий мундир. Как же он ругался, надевая его. «Я — строевик, — жаловался он, — и никогда не участвовал в диверсиях».

Перистое облако заслонило на мгновение солнце. Неожиданно издалека послышался шум приближающегося автомобиля. Но оказалось, это не пикап, а какая-то другая машина с двумя унтер-офицерами. Они остановились, увидев на обочине грузовик. «Что случилось? Нужна помощь?» Станислав подошел к автомашине. Надо поскорее их отсюда сплавить. Каждую минуту могут появиться те, с деньгами. Тогда все осложнится.

Обе автомашины стоят капот к капоту, унтер-офицеры спрашивают того, кто ремонтирует. Музалев объясняется с ними, как немой, какими-то неопределенными жестами. Что-то надо говорить вместо него: «Слегка перегрелся двигатель». — «Перегрелся? На таком морозе? Наверное, отказало охлаждение». — «Да, к сожалению, но уже все исправили. Сейчас едем дальше». — «Счастливого пути!» — «Всего хорошего!» Уехали. Музалев вытирает пот с лица и чертыхается. Говорит, что дружеское общение с немцами не доставляет ему абсолютно никакой радости. Он чувствовал бы себя намного лучше там, за деревьями, с пулеметом.