Януш Красинский - Сын Валленрода

— Что я буду делать с вашим честным словом, если вас сцапают на улице? Лучше уж вам никуда не выходить.

Станислав разозлился. Какова птичка! Он пригрозил, что поломает Алеку все кости, если тот немедленно не отдаст ему ключи. Эти слова не произвели ни малейшего впечатления. Подхорунжий отступил за кухонный стол, приготовившись защищаться. Приказ есть приказ, и Станиславу, поручику Стаху, должно быть это хорошо известно. Он не знал, что ему на это ответить.

Выглянул через кухонное окно. Со второго этажа были видны захламленный двор, грязные окна соседнего дома, справа — каменная стена, усыпанная сверху осколками разбитых бутылок, а чуть пониже подоконника — покрытая толем крыша дровяного сарая. С нее без труда можно соскочить на землю. Взять да прыгнуть средь белого дня. А если кто-нибудь увидит? Пожалуй, не стоит привлекать к себе внимание. Станислав отошел от окна, подошел к Алеку и схватил его за лацканы пиджака. Обшарил карманы. Ничего. Чертенок! Спрятал, наверное, за голенище сапога. Он тряхнул его изо всей силы.

Алек смотрел на него с издевкой в глазах.

— Что, будете бить? Туберкулезника станете бить? — Алек захлебнулся неестественно-притворным кашлем. Паясничал, прохвост. — Хорошо, если хотите, пойдемте вместе. Я буду идти за вами на расстоянии ста шагов. Вы впереди, а я сзади — как заземление. С заземлением всегда надежнее.

Станислав отпустил его.

— Сыночек, у тебя же нет никаких документов. Разве можно мне с гирей у ноги ходить по городу. В этом мундире я в большей безопасности, чем ты.

Эти доводы подействовали. Как Станислав и предполагал — ключи он спрятал в сапог. Сев на табурет, Алек стянул сапог и вытряхнул их на пол.

— А вы правда вернетесь?

— Я дал тебе честное слово. В конце концов куда я могу деться?

Станислав вышел. Ему показалось, что на улицах стало несколько спокойнее. Штурмовые отряды отправились в леса, и на улицах начали появляться прохожие. Бесцветные лица то ли горожан, то ли крестьян, тарахтят повозки по булыжной мостовой, дети играют в «орлянку» на тротуарах возле одноэтажных домиков и уже вытягиваются у магазинов очереди за хлебом по карточкам. На базаре громкоговоритель, прикрепленный к уличному фонарю, передавал сводку Верховного Главного командования вермахта. Никаких перемен. Линия фронта проходила по Висле. Обе стороны ведут бои местного значения, обмениваются артиллерийским огнем. На Западном фронте немецкая армия укрепляет позиции в Арденнах. Лондон обстреливают ФАУ-2, а над Германией сбивают «летающие крепости». Как обычно, в таком количестве, что могли возникнуть сомнения, не превышает ли число сбитых самолетов весь военно-воздушный флот союзников.

А в остальном — обычная суета небольшого тылового городка. Много, однако, и немецких солдат. Большие здания в городе заняты под военные госпитали, и доставленные с фронта, слегка подлечившиеся раненые, обмотанные бинтами, толпами бродили по узким улочкам. На вокзале беспрерывное движение. Выписанные из госпиталей уезжали в Германию, получив на несколько дней отпуск. Отправиться бы вместе с ними. Но сначала надо получить назад радиостанцию. Взрывчатку можно оставить здесь. Сбросят еще, если он попросит. Но без передатчика он как немой. Если бы не это обстоятельство, ничто больше не удерживало бы его в этом городке. Станислав выпил в буфете пива и вышел на перрон. Там полно было солдат, ожидавших поезда. Большей частью из местного лазарета. Они стояли группками, возбужденно переговариваясь. Станислав подошел к одной из таких групп и включился в разговор. Настроение у солдат довольно невеселое. Ехали к своим семьям и опасались, что не найдут многих в-живых. Особенно, кто был из промышленных округов. Сводки о непрерывных бомбежках вселяли в их души глубокое беспокойство. Назывались города, подвергаемые бомбардировкам: Любек, Дрезден, Кассель… Кто-то заметил, что просто не знает, к кому ехать, месяц назад получил известие, что вся его семья погибла под развалинами дома. Решил навестить тетку, которая написала ему об этом в письме. И сам еще не знает, ехать ли туда, где все его близкие погребены. Ему советовали не делать этого. Неожиданно из толпы, запрудившей перрон, раздался радостный возглас:

— Stanislaus, mein Gott! Was machst du hier? [41] Станислав, мой боже! Что ты здесь делаешь? (нем.)

Сначала он не узнал его. Вся голова обмотана бинтами, из-под которых еле видны глаза. Но голос знаком. Раненый протиснулся ближе к Станиславу. Чтоб его гром поразил! Только ему этого не хватало!. Перед ним стоял Клюта. Сейчас бросится к нему в объятия, чтобы прижать к своему сердцу. Нет, не бросился. Подошел довольно несмело, словно чего-то боясь. И вообще был непохож сам на себя. Бегающие глазки, робкая улыбка и, вместе с тем, нескрываемая радость от встречи со Станиславом. Клюта… Знал ли он что-нибудь о нем, слышал ли о его дезертирстве? Охотнее всего Станислав растворился бы сейчас в толпе на перроне, сделав вид, что вообще его не узнает, но было уже поздно. С этой неуверенной, даже испуганной улыбкой на лице Клюта уже тряс ему руку.

— Станислав… сколько лет… Не представляешь, как я рад. Честное слово, будто встретил брата.

Станислав совсем не разделял его энтузиазма. Брата… Черт тебе брат. Не мог выбрать другое время. Какого дьявола его сюда принесло? Клюта почувствовал его холодность и еще крепче сжал ему руку. Неужели Станислав все еще на него сердится? Ведь если говорить начистоту, то он не сделал ему ничего плохого. Скорее наоборот… От воинской службы он и так бы не уберегся, а эта ребячья затея переждать войну, спрятавшись в деревне, могла закончиться значительно хуже. Пусть лучше он об этом и не вспоминает. Самое главное, что он жив. И даже в чине фельдфебеля. Кто бы мог подумать? Сам он едва дослужился до ефрейтора. А в общем, это неважно. Все вышло не так, как он когда-то задумал.

Глаза Клюты снова беспокойно забегали. Глядя на него, можно было подумать, что он как будто кого-то ищет. Нет, еще не все потеряно. Русских наверняка остановят на Висле. Немцы — это пока еще сила! Ну, а если говорить правду, то одному богу известно, чем все это закончится. А он, Станислав, что об этом думает? Может, все кончится крахом? Только пусть скажет правду. Теперь-то уж с ним можно быть совершенно откровенным. Он прошел через настоящее пекло и понял, что такое жизнь. Вот, посмотри сюда… Клюта показал на свои бинты. Это работа русской артиллерии. Кому поотрывало головы, а ему достался только осколок. Еле из всего этого выкарабкался. Сейчас он здесь в военном госпитале, но его со дня на день могут выписать. Он получит, наверное, неделю отпуска и… сам понимаешь. Затем надо будет возвращаться на фронт. А по правде говоря, он уже этим адом сыт по горло. Клюта подозрительно осмотрелся по сторонам и оттеснил Станислава в сторону.