Дарья Кандалинцева - Где не светят звезды

Никто не в праве иметь столько власти над другими.

— Да, Даф, как Хораун и Смерон. И мы решили проблему, как могли.

— То есть?

— Избавились от нее.

— Вы ее убили, — поправила Ева.

Самое ужасное, что Лир понимал, что тогда поступил неправильно. Никто не в праве и распоряжаться чужой жизнью, как распорядился тогда он. Но ведь иного выхода не было, верно? Иногда благо есть не что иное, как наименьшее из зол.

— Это должно было выглядеть как несчастный случай, — попытался оправдаться Лир. — Будто кто-то из сотрудников, сбитый с толку ее «чарами» нажал не ту кнопку или приготовил к работе не те реактивы…

— Так институт взорвался не случайно? — краем глаза Лир заметил взгляд Никка. Тот смотрел на фомора, надеялся найти в лице Хэллхейта малейшую подсказку, что все не так поняли.

Лир отказался встречать устремленный на него взгляд.

— Жертва, на которую нам пришлось пойти, Никк.

Брат Даф изменился в лице. Он уставился на Лира так, словно видел впервые, словно перед ним за обеденный стол посадили убийцу и попросили назвать своим другом. Что ж… Не так уж велика разница.

— Погибли тысячи даитьян, Лир! — закричал вдруг Никк, подскочив на ноги. — Наши люди! Твои люди! Знакомые, друзья… Как ты мог? Погибли!

Нет, все-таки самое ужасное, что Лир понимал, что тогда поступил неправильно лишь рассудком.

— Считаешь, я этого хотел? — он посмотрел на полупрозрачное отражение Никка в оконном стекле. — Нет, но эксперимент нужно было прекратить, пока не поздно. Посмотрите, что сделали Хораун и Смерон с нами — мы убивали друг друга годами! А теперь представьте, если бы мы продолжили работу в Храдэи? Таких, как они и УрМайя, которые способны заставить любого сделать то, что они пожелают, одной лишь силой мысли, были бы сотни. И не один корпус, а весь мир обратился бы пеплом!

Никк не ответил, Лир сделал вдох и быстро продолжил, надеясь, уйти от дальнейших вопросов:

— По официальной версии взорвались сверхмощные, новые на тот момент кристаллы Шакти, а остальные выжили лишь потому, что половину кто-то украл. Это было правдой, но отчасти. Кристаллы действительно украли, но скорее всего — да теперь уж точно — тифонцы. Но так как их официально не существует, а даитьянам красть у самих себя нет смысла, остаются фоморы. Все обвинили их. Нас. Крейн был в ярости, он решил, что даитьяне сделали какое-то важное научное открытие и не хотят делиться. И началась другая война. Та, которой я не предвидел.

«Как раз та, которую ты предвидел, — возразил Лиру внутренний голос. — Мунвард знал, что одолеть войско Крейна даитьянам не стоит труда. Только вот не подумал, что фоморам станут помогать тифонцы».

Когда Хэллхейт умолк, остальные не проронили ни звука. Тишина повисла в доме. Лир все еще не решался обернуться, уставившись на море зелени, успокаивающе танцующее на ветру. Природа безразлична к мирским проблемам, к скоротечности времени, к людским обидам и страхам… Не в этом ли ее прелесть?

«Они меня поняли? — усомнился Лир. — Может, моя правда прозвучала не так уж и жутко. Почему я раньше все не рассказал?»

«Потому что ты все равно убийца, Лир, хоть и думаешь, что действовал во благо большинства. Потому что все эти годы тебе полагалось раскаиваться, — снова подсказал внутренний голос. — Ты раскаивался?»

— Теперь вы все знаете, — разорвала тишину Ева. — Знаете, что даитьяне сами виноваты. Мунвард положил начало войне, когда убил УрМайю.

Лир наконец нашел в себе силы обернуться. Первое, что он увидел: Ева, снова стоявшая на ногах посреди комнаты, она смотрела на Хэллхейта в упор, но он не мог прочитать — что странно — ни единой эмоции в ее глазах. Что-то, как колокольчик, в глубине души Лира зазвенело: «Опасность». Лир перевел взгляд на стул в углу комнаты, где поблескивали клинок и кинжал, которые он, входя в комнату, там оставил.

— А Хэллхейт остановил эту войну, как мог, — тихо возразил он.

— Уверен?

— Вопрос к Хэллхейту или Мунварду?

— Но ведь Лир не знал, что так произойдет, мам, — вступилась за него Аня, ее взгляд метался теперь между фомором и матерью. — Он не хотел убивать эту УрМайю и всех остальных!

«Не хотел».

Фраза Ани встала комом в горле у Лира. Не хотел? Он опять вспомнил, как Хораун пытался забраться в его мысли, в его единственное убежище, где он мог быть собой, заставить Лира действовать против воли. Вспомнил УрМайю, которой-таки однажды удалось застать Элеутерея врасплох, удалось заставить его…

«Не хотел».

Отсутствие контроля над собственным телом, полная беспомощность и ничтожность, — вот все, что помнил о том дне Тер. Он не помнил, кем был и что делал, что чувствовал и чего желал… Ничего не желал. Только смерти.

— Не хотел ведь, правда, Лир? — повторила Аня, уставившись на него в полном недоумении. — Почему ты молчишь? Скажи, что не хотел никого убивать. И не знал, что так получится!

— Он не скажет, — ответила за него Ева. Их глаза встретились, Лиру стало дурно. Никогда прежде он не видел столь черной ненависти в глазах напротив него.

«…Хэллхейт или Мунвард?»

Все произошло в считаные секунды. Не будь Лир так решителен, не будь за его плечами сотен поединков, он бы долго потом жалел об этом моменте. А может, наоборот, ему наконец-то больше бы не пришлось ни о чем жалеть… Ева бросилась к оружию на стуле. Мгновение, и меч Лира оказался в ее руках. Ее волосы рассыпались по плечам, как боевая накидка, а взгляд хищно сверкнул.

Кто-то вскрикнул. Кажется, Дафна.

Не думая о последствиях, ведомый одним лишь инстинктом, Лир вскинул руку. Шрам на руке замерцал, горячая волна прокатилась по венам. Оставшийся лежать на стуле кинжал по его безмолвному приказу взмыв вверх, и синее лезвие, как молния, пронеслось по воздуху.

Пальцы Хэллхейта сомкнулись на рукоятке, и приятный мандраж тут же наполнил все тело. Война. Кровь. Сила. Время перестало существовать, все сомнения, сожаления и раздумья исчезли. Мир растворился, сузившись до единственной мысли: убей или позволь себе быть убитым.

Одно отточенное движение. Один взмах. И кинжал Лира нашел свою жертву.

— Мама! — завизжала Аня.

Меч выпал из Евиных рук, и она схватилась за живот, в котором кинжал Лира утонул по самую рукоятку. И только в этот момент он осознал, что натворил.

«Убийца. Мой лучший друг Элеутерей не мог стать этим чудовищем».

Долю секунды Лир еще ощущал, как разожженное в душе пламя войны жаждет продолжения боя. Но боя не будет. Пламя угасло, оставив чувство опустошенности после себя. Сомнения, сожаления и раздумья вернулись на свое привычное место.

И тогда Лир на самом деле понял, что натворил. Он отдавал свой кинжал на заточку в Патиле, а там все оружие обрабатывали ядом.