Генри Хаггард - Рассвет

Анжела побледнела и задрожала, не в силах ответить.

— Ты что, не знаешь? Или он тебе надоел?

— Надоел?! Он никогда не смог бы мне надоесть… но он ушел.

— Сказать тебе, где его найти?

— Вы бы не сказали, даже если бы знали — вы снова обманули бы меня.

— Нет, как ни странно, обманывать тебя я не буду. У меня больше нет такой цели. Когда я собиралась выдать тебя замуж за Джорджа Каресфута, я заставила себя возненавидеть тебя; теперь я больше не испытываю ненависти, я уважаю тебя — более того, я всегда тебя уважала.

— Тогда почему вы так жестоко обошлись со мной?

— Потому что меня заставили это сделать. Хочешь — верь, хочешь — не верь, я все равно не собираюсь рассказывать тебе эту историю — во всяком случае, не сейчас. Я могу только повторить, что была вынуждена это делать.

— И где же сейчас Артур?

— На Мадейре. Помнишь, ты как-то сказала мне, что стоит тебе только поднять руку — и… ах! Я и забыла, что не могу поднять свою… чтобы вернуть его, что никакая другая женщина в мире не сможет удержать его, если ты захочешь, чтобы он пришел.

— Да, я помню…

— Тогда, если ты хочешь вернуть его, тебе лучше воспользоваться своей властью, потому что он ушел к другой женщине.

— Кто она? Какая она?

— Молодая вдова, некая миссис Карр. Она отчаянно влюблена в него — и к тому же очень красива и очень богата.

— Прекрасно! Но расскажите мне подробно, какая она?

— У нее карие глаза, каштановые волосы, прекрасный цвет лица и идеальная фигура.

Анжела быстро взглянула на свое отражение в зеркале и вздохнула.

— Тогда, боюсь, у меня не будет никаких шансов против нее… никаких!

— Ну и глупа же ты! Да если бы вы с ней оказались в одной комнате, на нее бы никто и внимания не обратил!

Анжела снова вздохнула, на этот раз с облегчением.

— Однако есть кое-что и похуже; очень может быть, что он на ней уже женился.

— Ах! Тогда все кончено!

— Почему? Если он любит тебя так сильно, как ты думаешь, то ты сможешь его вернуть, женатым или холостым — неважно.

— Возможно. Да, я думаю, что могла бы это сделать… но не стала бы.

— Почему? Если он любит тебя, а ты любишь его — ты имеешь на него право. Среди всех обманов и выдумок, которые мы называем законами, есть только один истинный закон — Природы, и именно в силу этого закона вы принадлежите друг другу.

— Нет. Есть высший закон — это закон долга, с помощью которого мы пытаемся обуздать порывы Природы. Женщина, соблюдающая его, имеет право на уважение.

— Значит, чтобы удовлетворить глупое предубеждение, ты готова потерять его навсегда?

— Нет, леди Беллами, если бы я думала, что потеряю его навсегда, я могла бы сделать что-нибудь недостойное… побыть с ним какое-то время… но я так не думаю. Я теряю его лишь на время, чтобы обрести навсегда. В этом мире он отделен от меня, в грядущих мирах мои права подтвердятся, мы будем вместе и никогда больше не расстанемся.

Леди Беллами удивленно посмотрела на нее, потому что глаза все еще могли выражать ее эмоции.

— Ты удивительное создание, — сказала она, — и если ты веришь в то, что говоришь, то это может оказаться правдой… ибо всякая вера в чем-то реализуется… Ба, в конце концов, он ведь мог и не жениться на ней. Тебе предстоит это выяснить.

— Каким же образом?

— Написав ему, конечно. Послать ему письмо на имя миссис Карр, Мадейра. Оно обязательно его найдет.

— Спасибо. Как мне отблагодарить вас?

— Да, думаю, пару благодарностей от тебя я заслужила. Впрочем, ты всегда проявляла удивительную глупость в вопросах обеспечения собственного благополучия — иначе поблагодарила бы меня еще раньше.

Последовала неловкая пауза, а затем Анжела поднялась, чтобы уйти.

— Уже уходите, миссис Каресфут? Что ж, иди. Я теперь неподходящая компания для таких, как ты. Возможно, мы больше не увидимся; думая обо всех обидах, которые я причинила тебе, не забудь, что мое наказание оказалось соразмерно моему греху. Говорят, я могу прожить еще много лет…

Анжела смотрела на эти «великолепные руины», и бесконечная жалость переполняла ее нежное сердце. Наклонившись, она поцеловала леди Беллами в лоб. Дикое изумление наполнило большие темные глаза леди Беллами.

— Дитя, дитя, что ты делаешь? Ты не знаешь, кто я, иначе не поцеловала бы меня!

— Нет, леди Беллами, — тихо ответила Анжела, — я знаю. Вернее, я знаю, кем вы были — но я хочу забыть об этом. Возможно, когда-нибудь вы тоже сможете забыть. Я не хочу проповедовать, но, может быть, все-таки это ужасное несчастье приведет вас к чему-то лучшему. Слава Богу, прощение есть для всех нас…

Ее слова задели какую-то забытую струну в сердце ожесточенной своим горем женщины, и две крупные слезы покатились по холодным щекам. Это были первые слезы Анны Беллами за много лет.

— В твоем голосе звучит музыка, пробуждающая эхо тех времен, когда я была такой же доброй и чистой, как ты… но это время ушло безвозвратно.

— Леди Беллами, сердце, которое помнит эту музыку, может стремиться услышать ее вновь. Если вы упали со скалы, откуда доносится это эхо, в пропасть, как бы глубока она ни была — перед вами еще одна скала, на которую вы можете взобраться.

— Лететь вниз легко, но для подъема нужны сильные крылья. Посмотри на меня, Анжела! Мое тело искалечено и лишено силы, но и мой темный дух лишен крыльев. Как же я могу подняться?

Анжела низко склонилась над ней и прошептала ей на ухо несколько слов, а затем выпрямилась с застенчивым румянцем на лице. Леди Беллами закрыла глаза. Вскоре она снова открыла их.

— Не говори мне больше об этом, — сказала она. — Мне нужно время. Многолетние инстинкты нельзя отбросить за один день. Если бы ты знала все грехи, которые я совершила, возможно, ты тоже подумала бы, что таким, как я, нет ни прощения, ни надежды.

— Пока есть жизнь, есть и надежда. Как однажды сказал мистер Фрейзер, истинный ключ к прощению — это желание быть прощенным.

Леди Беллами снова закрыла глаза и задумалась, а когда подняла тяжелые веки, Анжела заметила в ее взгляде странное умиротворение.

— Встань так, — сказала она Анжеле, — чтобы свет падал на твое лицо… Я расскажу тебе, что я читаю в нем. Твое чело говорит о недюжинном уме и почти безграничном воображении; в твоем взгляде живет сочувствие, неведомое существам более грубого толка; эти глаза могли бы смотреть на Небо — и не ослепнуть. Твое лицо говорит о чистоте и целеустремленности, я могу это прочесть… но не могу понять. Твой ум отвергает радужные мыльные пузыри, за которыми так часто следуют люди, и ищет суровую истину. Дух твой находится в гармонии со стихиями света и воздуха; он может воспарить до самых крайних высот нашей ментальной атмосферы и оттуда смотреть в Бесконечность, раскинувшуюся за ее пределами. Чистая, но не холодная, жаждущая более широкого знания и временами дышащая воздухом высшего мира; решительная, но терпеливая; гордая, но смиренная в учении; святая, но страстная; почитающая дары, которыми ты не умеешь пользоваться — девочка, ты так близка к Божественному, как только может быть близок к нему смертный человек… Я всегда так думала — теперь я в этом уверена.