Михаил Найдич - Высшая мера

И он направился навестить друга.

Конечно, там, где больше шума, грохота, железного скрежета, — там и спать меньше хочется. Но все же и у Петра вид был не очень бодрый, то и дело он тер глаза, припухшие веки.

— У вас тут интереснее, аж звон в ушах стоит.

— Ага, — зевнул Петро, — у нас интересно. Вздремнуть бы часок, тогда бы и вовсе отлично шло.

Они смотрели друг на друга, кислые, вялые. Славка оживился:

— Вот чего я придумал! Сбегаем к водокачке, окунем голову в холодную воду — в миг полегчает.

— Пошли. Я люблю голову окунать.

Возле белой башенки водокачки, прямо на земле, сидел рослый парень и с хрустом откусывал огурец. Посидел-посидел да и развалился блаженно. Грудь под засаленной рубахой поднималась высоко — вдох, выдох… «Из нашей бригады», — шепнул Петро.

— И ты, значит, сюды? Давай, Петька, присаживайся, от работы кони дохнут. Успеем топориком намахаться.

Парень, судя по всему, был не охоч до работы. Петро даже немного посторонился, будто боялся запачкаться.

— Мы не отдыхать пришли, а голову полоскать.

— Какую голову? Что ты мне талдычишь?

— Ну просто… чтобы бодрее работалось.

— Тю! — удивился парень. — А я, к примеру, и так завсегда бодрый. Мне бы сейчас в бой за мировую революцию! Молоточком стучать каждый может, я бы лучше шашкой потрудился, по беляковским черепкам, во-о!

Славка потянул друга за рукав: пойдем, чего этого брехуна слушать.

Петро пошел вслед за другом, но все-таки решил немного, ну, самую чуточку, заступиться за парня:

— Кто его знает, возможно, и вправду душа у него в бой рвется, поэтому и работает без охоты.

— Интересно у тебя получается, нет уж! — отрезал Славка. — Вот Иван Михайлович в бой рвется, это точно. Так разве ж он отлынивает? Ни за что! И указания дает, и сам за инструмент хватается.

Петро не знал, как возразить Славке, шел и помалкивал. Конечно, Иван Михайлович — настоящий человек, большевик. Вот только что же будет, если он откажется взять ребят на броневик? Не разберется: кто лентяй, кто не лентяй, кто смелый, а кто трус. И почему это некоторые люди на возраст обращают внимание! Если нет семнадцати или шестнадцати, так и на фронт нельзя? Несправедливо получается. Как-то Славкин дедушка рассказывал про Гавроша — был такой боец-мальчуган во Франции. От таких, как он, толку бывает больше, чем от иного взрослого.

Надо перво-наперво себя в работе показать!

Теперь уже исчезла и сонливость. Напрасно надрывался гудок, извещая о конце смены. Иван Михайлович попытался уговорить ребят, чтобы они отправились домой отдыхать. Не вышло.

До захода солнца — еще несколько часов. Разве ж можно оставить работу? С часу на час ожидали нападения петлюровских банд на город. Скорее, скорее нужно закончить строительство бронепоезда.

И ответ у ребят был один: «Раз взрослые — значит, и мы».

Бронепоезд был почти готов.

Конечно, военные специалисты могли бы придраться ко многому: и толщина брони не та, и пулеметов мало, и пушечки, выглядывающие из бронеплощадок, уж очень стары, изношены. А паровоз — тоже дряхлый, небольшой, и совершенно не защищен стальными листами. Это будет, пожалуй, самым уязвимым местом в составе.

Но что делать? Такое время: одного нет, другого. Командир бронепоезда — бывший флотский комендор Сухоруков, который в сопровождении Ивана Михайловича пришел в мастерские, прямо так и заявил:

— Технических недостатков полным-полно, придется их прикрывать собственной храбростью. Команду нам, братишка, надо укомплектовать знатную.

— Укомплектуем, — ответил Денисов и взглянул на рабочих, стоявших поблизости.

Славке показалось, что Иван Михайлович смотрит именно на них, на мальчишек. Стало страшновато, приближалась напряженная минута: возьмут их или нет? Тут бы в самый раз какую-нибудь бодрую позу принять: нужны вам храбрые люди — вот они, мы!

Но Славка никакой позы не принимал, да и Петро выкатил грудь колесом чересчур поздно: никто в их сторону уже не смотрел.

Сухоруков и Денисов направились к приземистой будке, где кассир выдавал рабочим деньги и талоны на продукты и обеды. Ребята пошли вслед за ними, заняли место в очереди. На этот раз повезло: Иван Михайлович заговорил с ними, весело подмигнул, мол, держи, рабочий класс, первую получку. Главное, не хлопчиками назвал, не ребятней, а этим самым… классом!

Деньги и талоны они положили в карманы не пересчитывая. Все внимание брошено на то, чтобы не упустить из вида Сухорукова и Денисова, переговорить с ними. Но остаться с Иваном Михайловичем с глазу на глаз оказалось делом нелегким: рабочие по одному и группами подходили к нему и к командиру. С неприязнью, почти враждебно, смотрели мальчишки в эту минуту на своих старших товарищей: небось тоже в команду просятся, у них-то шансов больше…

Окруженный людьми, Иван Михайлович весело говорил:

— Еще не так давно в день получки вокруг мастерских осада была. Женщины. Каждая своего караулит. Чуть упустит — все, пиши пропало: муженек полполучки в кабаке оставит. Жена причитает, ребятишки ревут… Весело, одним словом. А сегодня, полюбуйтесь, ни одной жинки за воротами. Доверять нам стали!

— А может, водочка ноне несладкая? — рассмеялся в толпе кто-то.

— Водка всегда хороша… когда от нее подальше держишься, — отпарировал Денисов. — Ну, а ежели серьезно говорить, то скажите, товарищи, кому сейчас охота себя по кабакам растрачивать, когда революцию защищать надо, когда жизнь в стране такая прекрасная намечается! Горя и злости у нас, конечно, еще много, но их не в вине топить надо, а в схватках с врагами.

Рабочие — наверное, и те, кто не против пропустить стаканчик-другой, — одобрительно кивали головами. В словах комиссара была правда.

Потом пронзительно засвистел паровоз, скликая всех на митинг.

Несколько пустых снарядных ящиков были покрыты красной материей — и стол готов. Позади стола стояли Мартынов и Горелик. К ним присоединились Иван Михайлович, Сухоруков, еще несколько человек. Открыл митинг товарищ Мартынов.

Славка и Петро внимательно слушали выступления и в то же время, как взрослые, вытирали плотной паклей замасленные по локоть руки. Рабочие говорили о бандах, о грозящей городу опасности, о бронепоезде. Ему, предлагали они, нужно дать доброе название.

— Какие будут мнения? Как окрестим нашего богатыря? — и Мартынов оглядел всех, а потом взгляд его любовно остановился на бронепоезде.

И тут Петро, неожиданно для Славки, а может, и для самого себя, задорно выкрикнул:

— Всем гидрам — амба!

Кое-кто в толпе засмеялся, остальные молчали. Но раздался голос и в защиту:

— А что, братцы? Чи, може, не амба гидрам и контрам? Безусловно, амба.

Мальчики обернулись и увидели, что эти слова принадлежат тому верзиле, что как-то прохлаждался у водокачки в рабочее время. Петро был готов взять обратно свое предложение: ведь кто его поддерживает? Лентяй, оказывается. Да и Славка укоризненно качал головой: «Эх ты, все дело портишь!»