Ирина Бойко - Последний гость

– Не могу прийти в себя после похорон. Как такое могло произойти? Убийство в моем любимом саду! Так и стоит перед глазами лужа крови и бледненькое лицо Андрюши. Он же за несколько часов до смерти привозил мне удобрения.

Джемма быстро бросила поверх вареников бумажную салфетку и встала из-за стола. Она обняла Надин, уговаривая успокоиться:

– Тетя, дорогая, тебе нужно забыть все, что видела. Андрею уже не поможешь, единственное, что сейчас важно, – чтобы как можно быстрее нашли убийцу!

– Убийцу?! – резко повернувшись к племяннице, выпалила Надин. – Ты даже не можешь себе представить, кого они подозревают! Андрея убили ножом Петра Ивановича.

– Такого старенького скульптора?

– Вовсе он не старенький, просто поседел рано, – недовольно пробубнила женщина, а потом промокнула салфеткой совершенно сухие глаза и ровным тоном добавила: – Ладно, я разберусь с этим. Давай спокойно поедим.

В этот момент Джемма увидела в вазочке на столе срезанный цветок эхинопсиса из висячего сада.

– Так это ты срезала цветок? Но зачем? Я была в саду и так удивилась.

– Никто не соизволил сегодня прийти на праздник цветов, так что никакого им эхинопсиса. Пусть теперь ждут следующего года, когда он снова зацветет. Бьюсь об заклад, что это Глеб устроил убийство в моем саду, он на все пойдет, лишь бы испортить мою репутацию.

– Думаю, ты преувеличиваешь. Это уж слишком! – возразила Джемма.

– Да? А почему тогда парнишку убили именно в моем саду, а не в его глупом интернет-кафе, к примеру?

– Потому что в саду ночью тихо и темно, к тому же я сегодня заметила там нечто странное: кто-то прятался в кустах рядом со скамейкой, возможно, это был убийца, они ведь всегда возвращаются на место преступления. И на нем были черно-желтые кроксы. Знаешь, у кого такие есть?

– Желтые кроксы? Откуда мне знать? Да и ты выбрось эту ерунду из головы, перестань строить из себя мисс Марпл и займись уже наконец тем, ради чего приехала: Глеб должен покинуть Долину, избавь меня от заклятого врага!

– Брось, тетя, мы же не на войне.

– Именно на ней, но выиграет эту войну не самый сильный или смелый, а самый дальновидный. Пока мальчишка играет с моим бизнесом и репутацией, я сыграю с его маленьким сердечком, – состроив ехидную гримасу и пристально глядя на Джемму, заявила Надин.

Джемма потерла рукой лицо, «умопомрачительный» план тети не внушал ей ни радости, ни желания, но она не нашлась что возразить и лишь молча сделала пару глотков воды из розового стакана с двойным дном.

– Что-то мне начала надоедать затянувшаяся тоска, терпеть не могу эти печальные вздохи и грустные глаза. Хочешь, я приглашу Николя, чтобы он вкрутил нам лампочки в уличные фонарики? Раньше тебя это так радовало, да и он брался за эту работу с большим удовольствием, – дама начала заговорщически улыбаться и в конце даже подмигнула Джемме, чем вызвала у нее на лице еле заметный румянец.

– Ну, во-первых, у нас в фонарях горят все лампочки, а во-вторых, у тебя столько работников, что такая просьба вызовет у него подозрение.

– Ну и что, зато он узнает, что ты приехала, встретитесь.

– Ой, тетя, думаю, что Коля Вересков и так знает о моем приезде. Но видеться после всего, что было, я с ним не хочу, он, видимо, со мной тоже.

– Глупости, первая любовь не забывается.

Но договорить дамам не удалось. У Надин зазвонил телефон, и человек на том конце провода так взволнованно начал тараторить в трубку, что она не смогла вставить ни единого слова, а когда разговор был закончен, Надин перевела встревоженный взгляд на племянницу и, выпучив глаза, сообщила:

– Мардука украли, постамент совершенно пуст!

Бог Мардук был покровителем города Вавилона. Он управлял движением Солнца и давал людям пищу. Считали Мардука также богом мудрости. Он умел врачевать и обладал большой заклинательной силой. Вавилоняне верили, что Мардук убережет их от бед и напастей, вселит в их умы истину и в исключительных случаях даже сможет воскресить мертвых. В Персиковой Долине бог Мардук изображался в образе павлина. Его скульптура находилась на главной площади.

***

В шесть тридцать утра каждый день, независимо от времени года и дня недели, Глеб отправлялся на пробежку в легком тренировочном костюме и кроссовках на гибкой подошве со вставками из прочной резины для уменьшения нагрузки на колени. К этой утренней тренировке его приучил отец с раннего детства, и несмотря на то что Глеб считал его деспотом и тираном, от этого утреннего ритуала не отказался, ведь привычка хуже крошек в постели: сколько ни вытряхивай, все равно что-то да останется. Этот стройный, поджарый и очень собранный юноша вырос в семье военного. Мать – тихая скромная домохозяйка – в воспитании сына участия не принимала, разве только иногда украдкой от мужа могла приласкать вечно наказанного за малейшее непослушание малыша. Отец Глеба мечтал стать летчиком, но отучился только на бортинженера, и, хотя являлся членом летного экипажа, сесть за штурвал и подняться в небо ему не было суждено. Эти неосуществимые мечты не давали ему покоя, а когда в их семье родился сын, мужчина, естественно, решил, что теперь летчиком должен стать он. С первых дней жизни Глеба отец занимался закаливанием ребенка, физическим воспитанием и обучением. Мальчик не мог сделать шага в сторону от написанного отцом режима, который, как дамоклов меч, страшил его, примагниченный к холодильнику на кухне. Но как ни старался несостоявшийся летчик сделать из Глеба богатыря, мальчик рос болезненным, хилым и больше походил на хрупкую девочку, этого мужчина вынести не мог.

У Глеба навсегда остался в памяти момент, с которого начался отсчет дней его лютой ненависти к бездушному мучителю, называвшему себя отцом. Жили они в то время на севере страны в небольшом военном городке на берегу полноводной реки. Раньше она была судоходной, но со временем эту транспортную артерию заменило отличное шоссе, и ее берега заросли камышами и осокой, а зимой на поверхности образовывался прочный лед, припорошенный сероватым снегом. Глебу было семь лет, только закончились зимние каникулы, и маленький первоклассник с трудом просыпался по утрам, чтобы успеть до школы выполнить все пункты из списка отца, которые тот писал в тетради и клал на тонкий подоконник кухонного окна. Но в то утро Глеба разбудила непонятная возня и голос матери за стеной. Что она говорила, было непонятно, но, когда она заплакала, умоляя о чем-то мужа, мальчик сел в кровати и насторожился. Крошечная комната с вытянутым окном у самого потолка – спальня родителей – была местом, куда ему строго-настрого запрещалось входить, но чувствительный мальчик так разволновался за мать, что готов был пренебречь правилами и ринуться на спасение единственного дорогого ему человека. Как вдруг дверь отворилась и на пороге в свете низкого проема появилась внушительная фигура отца, а следом женщины с выбившимися из косы волосами, она засовывала руки в рукава своего скромного пальто и причитала, пытаясь подавить вырывающиеся из груди рыдания: