Павел Алексеев - Вероломное племя

– Рука, Восставшая Из Пепла приказал передать его ситсам! Мы и прежних мальчишек им отдавали. И тебя должны были отдать! Ситсы расправляются с детьми племени хеллисин.

– За что?

– Не знаю! Я просил не отдавать им Лана, но мне мои же соплеменники пригрозили. Обещали убить, если я проговорюсь! Мы самозванцы!

– Что это значит?

– А то, что племя хочет убить всех, кто не рожден среди амуэнна.

– Я думал, его истребили, – удивился Кина. – Отец говорил…

– Знаю! – оборвал Серая Пятка. – Для всех мы мертвы!

– И зачем тебе возвращаться туда, если они угрожают?

– Есть незаконченное дело!

– Какое?

– Тебе не нужно знать! – буркнул Серая Пятка. – Мчи прочь!

– Я хочу помочь! – порывался Кина.

– Ты никак не поможешь! – закричал Серая Пятка. – Мальчишка, не видящий волоска между преданностью и предательством, не способен стать вождем!

– О чем ты? – вскрикнул Кина.

– Верно сказал перед смертью шаман Пыльная Собака. Ты не вождь хеллисин!

– Что это значит? – спросил Кина и набросился на Серую Пятку. Старший опрокинул его на спину, вытянул его левую руку и расправил пальцы.

– Что ты делаешь? – вопил Кина. Он молил о помощи, но ветер крал его слова. Серая Пятка вынул из ножен кинжал и ударил им по безымянному пальцу юнца. Кина взревел и начал задыхаться. Он держался за руку в мечтах преодолеть невыносимую боль. Кровь мгновенно смывалась дождем. Серая Пятка похлопал Кину по плечу и положил его палец к себе в мешочек, висевший на пояснице.

– Почему? – сквозь слезы вскрикнул Кина.

Серая Пятка всплеснул руками и недобро посмотрел на него. Кина не отпускал трясущуюся руку и с каждым новым громом взрыдал все сильнее. Серая Пятка наклонился над ним, схватил за волосы и взглянул в глаза, в которых в ту секунду отразилась молния. Индеец ненавистно пыхтел, взмахами головы скидывал с себя увесистые дождевые капли, но не уводил жестокого взора от парня.

– Хочешь еще одного пальца лишиться? – голос его звучал грозно. Кина молчаливо помотал головой. Он всхлипывал, но будто начал забывать о боли. Его сердце сжалось от предательства и жестокости, с которой он никогда до этого не сталкивался. В глазах бушевал океан мести, но выплеснуть его наружу не выходило. В это мгновение все было против Кины, даже Луна, ушедший далеко в прерию, чтобы найти хоть что-то для своего пустого брюха.

Серая Пятка вскочил на коня, наградил Кину безжалостным взглядом и выпустил из себя звонкий клич: «Яуйя-яуйя». Индеец ударил коня и помчался вдаль. Через несколько секунд его уже не было видно. Он скрылся за плотной дождевой пеленой.

Кина неотрывно смотрел на руку, лишенную пальца. На его лице вычерчивалось отвращение к самому себе, как к уродцу, от которого отреклась семья. Внутри все бурлило, но наружу вырвался лишь жалкий крик, вмиг заглушенный громом.

Скромный Лис один в своем тихом жилище. Он сидел на коленях перед костром, по правую руку от него на земле стояли чаши. В каждой из них находилась краска, цвет которой зависел от состава. Красная была помесью глины, ягод и свеклы; в белую добавлялся гипс и порошок, полученный из раковин моллюсков; в третьей чаше лежал кусок древесного угля; желтая краска состояла из молотых ягод, цветов, мха и вещества из внутренних органов буйвола. Из-за долгого хранения от нее исходил отвратный запах. Нужные ягоды и цветы зимой не отыщешь, поэтому использовались сгнившие плоды, хранившиеся долгие месяцы в земле.

Под мелодию, сочившуюся через приоткрытые губы, Скромный Лис нанес белую краску на свое лицо. После этого окунул два пальца в красную краску, и провел ими по щекам от глаз до подбородка. На каждой щеке он нарисовал три полосы, две крайние из которых немного короче центральных. Под тихий костровый треск и все ту же монотонную мелодию сквозь бледные губы индеец раскрасил нос в желтый. Взяв кусок угля, он принялся ненавистно водить им по векам и лбу, от чего появилась неровная жирная линия от виска до виска. Когда ритуал окрашивания закончился, Скромный Лис встал, погасил очаг и вышел из типи.

Под тучным небом лагерь выглядел сиротливо. Лишь Холодный Клен, опершись на копье, в полудреме следил за прерией. В темноте жилища походили на пещеры, внутри которых мерцали тусклые огоньки, будто у их стен летал рой светлячков.

Скромный Лис подкрался к своему коню, стоявшему в небольшом загоне. Открыв деревянную калитку, он выпроводил его. Мужчина вел животное за собой в ветреную прерию, подальше от лагеря. Едва конусы типи в его глазах исчезли из виду, индеец запрыгнул на коня и поскакал вдаль.

***

Шайна выглядывала из-за его жилища, содрогаясь от страха того, что узнала ранее, когда подслушала разговор вождя со Скромным Лисом. Она трепещущей рукой зачесала волосы назад, выпрямилась и покралась к типи, в котором жил Предрассветное Облако. Приподняв кожаную дверцу, ступила одной ногой в душное темное помещение, пригнулась и прошептала:

– Облако!

В тишине раздалось копошение справа. Шайна застыла, зная, что мать Облака спит в той стороне. Спустя пару минут, когда наступило молчание, она осторожно вошла, пробралась к Облаку и, прикрыв ему рот, потеребила за плечо. Парень очнулся в страхе, не понимая, зачем над ним нависла Шайна. Она махнула головой на выход. Убедившись, что он понял ее, тихо встала и покинула жилище. Когда вышел Облако, она тут же подхватила его под руку и, не сказав ни слова, повела за собой.

– Куда ты меня ведешь? – испугался он.

– Молчи, иначе Холодный Клен услышит нас!

Они дошли до берега реки Сумаэ, Шайна осмотрелась, а после приблизилась к Облаку, не сводившему с нее недоуменного взгляда. Она тихо произнесла:

– О чем тебя просил Отчаянный Волк?

– В его типи не заходить…

– Да нет, – встряхнулась и закатила глаза. – Не в тот день. Сейчас, когда он уезжал.

– Ааа… не помню!

– Охранять меня! Вспомнил?

Предрассветное Облако растерянно задрал нос, скромно отступил и пробурчал:

– Забыл.

– Мне нужна твоя помощь. Только не спеши отказываться. Выслушай сначала!

– Хорошо, – устало выдавил Облако.

Шайна рассказала ему о заговоре вождя. Едва не разорившись на горькие слезы, объяснила, что нужно спасать родителей, а когда вспомнила про Кину, то вовсе разрыдалась и припала к груди Облака. Он обнял ее и в попытке успокоить начал гладить по спине.

– Кина храбрый и не даст себя в обиду! – сказал Облако. – Поверь мне, он обязательно вернется и покажет всем!

– Кина самонадеянный, и это меня пугает! – через всхлипы говорила Шайна. – Нам нужно предупредить родителей.

– Хорошо! – сказал Облако и собрался уходить.

– Постой! – возмутилась Шайна. – Ты куда?

– Расскажу маме, сама же предложила.