Павел Алексеев - Вероломное племя

– Дай руку, – просила она. Синица закатил глаза, сделал ненавистный выдох и протянул руку. Шайна взяла ее и приложила ладонью к ладони Кины. На глазах у всех она возвысила обе руки над огнем. Пики пламени едва касались кожи.

– Пусть ваша злоба и неприязнь испарится вместе с болью, которую каждый из вас заслужил.

– Я этого не заслужил! – вскрикнул Кина.

– Успокойся! – прошипела Шайна и окунула руки в костер.

Синица и Кина взвизгнули, отпрянули и больше не смотрели друг на друга. Их интересовали сами руки, которые ничуть не пострадали. Разве что волоски на них обгорели.

– Теперь мир? – спросила Шайна.

– Да, – испуганно отстрочил Синица.

– Мир? – повторила она, взглянув на брата.

Некоторое время он отнекивался, но все же сломался под твердым взором сестры и согласился.

Вскоре крайние костры опустели, и лагерь поглотила тьма. Стоянка находилась под пристальным вниманием седовласого сторожа по имени Холодный Клен.

Кина и Шайна дождались, когда соплеменники разошлись по своим жилищам, после чего кинулись к реке Сумаэ. Вождь Млечный Путь, Знавший Духов прозвал ее так, потому что она, несмотря на бурное течение, достаточно тихая. Сумаэ – тишина. Водная лента, блестящая под звездным сводом, тянулась далеко в обе стороны. Кина и Шайна спустились по пологому берегу и уселись у речной кромки. Никем не узнанная заводь шелестела, искрилась игривыми всплесками.

– На этой стоянке каждый вечер особенный, – в голосе Шайны проскальзывала нотка восхищения. – Здесь небо всегда разное, ты не замечал?

– Не знаю, – говорил Кина. – Из-за этой охоты я перестал следить за звездами. Голова всегда забита другим.

Шайна развязала на пояснице веревочку, на которой висел небольшой льняной мешочек. Раскрыв его, она засунула в него руку и через мгновение вынула. На ладони сидел скорпион, желтоватый хвост которого был едва согнут. Под осторожным взором Кины животное застыло подобно камню. Шайна опустила руку к земле, подарив скорпиону свободу. Он спустился по тонким девичьим пальцам на почву, осмотрелся, а после скрылся за пучком невысокой травы.

– Тебе не страшно держать его при себе? – спросил Кина, скривив лицо, точно при виде чего-то неприятного. – Они ядовиты!

– Песчинка меня не тронет, – ответила, наблюдая за скорпионом, бегающим у ее руки. – Иначе сделала бы это в ту же ночь, когда пришла ко мне.

– Тебе ее не жаль? Отпустила бы в поле, пусть радуется свободе!

– Отпускала, – вздохнула и добавила: – Она снова возвращается ко мне! – скорпион заполз по ее пальцам на ладонь. Шайна аккуратно подвела его к мешочку, и животное скрылось в укромном льняном убежище. – А тебе страшно? – вдруг спросила.

– Страшно? – немая пауза нависла над головами. – Мне кажется, что наше племя разобщается. Все стали какими-то… не знаю, как это назвать…

– Странными?

– Наверное. Старшие смотрят на нас голодными волками, разговаривают сквозь зубы. Может, раньше все было так же, но когда мне сообщили, что я еду на охоту, то сразу начал это замечать. Или я себя накручиваю…

– Ты знаешь, – тихо сказала Шайна и пригнулась к Кине, – несколько дней назад я подслушала разговор вождя со Скромным Лисом.

– Ты с ума сошла? Если Млечный Путь узнает о том, что ты подслушиваешь, то выпорет тебя у столба!

– Успокойся! Ничего он не узнает… если ты, конечно, не разболтаешь!

Кина вскочил, поднялся на поле и пробежался взглядом. В серости лунного света разглядеть что-либо было сложно. Вдали кроме шипастого лагеря ничего. Кина убедился, что их разговор никто не подслушивает, и вернулся к сестре.

– Что ты узнала? – шепотом спросил он.

– Они разговаривали о каких-то ситсах. Ты знаешь, кто это?

– Однажды слышал. Отец рассказывал про них. Это племя, которое не достойно быть в нашем стане.

– Почему?

– Отец называл их зверьми! – Кина снова оглянулся и вернул внимание к Шайне. – Так что там?

– Еще они говорили о племени амуэнна. А о них ты что-то знаешь?

– Этого племени больше нет, – ответил Кина. – Всех индейцев перебили люди с большой земли. Я это случайно узнал, когда мама с папой перешептывались в его типи. Что Млечный Путь еще говорил?

– Было плохо слышно. Не полезу же я к нему в дом!

– Поэтому мне и кажется, что племя разобщается. Какие-то тайны, скрытность. Хотя… мы с тобой тоже этому способствуем.

– Как?

– Секретничаем здесь, а должны спать.

– Посидим еще немного и пойдем, – просила Шайна. – Хорошо?

Кина согласно кивнул и уставил взгляд на воду. Он утонул в мыслях о предстоящей охоте. Шайна прижалась головой к плечу Кины и тихо сопела, смотря в ту же сторону, куда и он. Теплый ветер завывал безликим голосом, подталкивал бегущую на север воду. Шайна вспоминала каждый вечер, проведенный с братом на этом берегу. Кина был рядом, но она уже скучала по нему.

Лагерь пробудился под надрывистый гул барабанов. Громкие удары сыпались с площади, в центре которой установлен высокий столб. Вокруг него в эти секунды в безумном танце прыгали четыре индейца. У поясницы каждого из них на кожаном ремешке висел уанкар. Звук этого барабана звонкий, и чем сильнее удар, тем он мелодичнее. Индейцы изгибались то вперед, то назад, перескакивали с ноги на ногу и создавали мелодичную музыку. Они пели каждый в своей тональности, и вкупе их голоса сливались в единый звучный тембр, ни на что не похожий, но оттого и притягательный. «Солнце родилось, чтобы отдать нам свое тепло, – пели они, – чтобы наделить охотников силой и храбростью. Оно приведет туда, где сверкают чудесные озера и не тронута природа. Солнце растило для нас животных и птиц, которые с честью умрут от копий и стрел. Они возродятся, как солнце рождается день изо дня…»

К центру подтягивались индейцы, облаченные в кожаные легины и жилетки с множеством вышивок и костяных погремушек, свисающих с рукавов. У многих мужчин в волосы заплетены соколиные и орлиные перья. Это являлось знаком храбрости и заслуг. Никому просто так не позволялось носить перья. Их нужно заслужить на охоте или в бою. Мужчины держали в руках копья, а за спинами висели колчаны с пышнохвостыми стрелами. На поясницах ножны с кинжалом, а некоторые индейцы приспособили их под томагавки.

Женщины в туниках с узорами из бисера и рисунками животных толпились в стороне, точно остерегались идти вперед своих мужей, отцов и братьев. Нескончаемый гул над головами сливался с музыкой, которая, казалось, будет звучать бесконечно, однако луч солнца коснулся верхушки столба, и песнопения прервал гордый крик Млечного Пути, Знавшего Духов.

– Солнце! – прогремел он.

Весь лагерь утонул в молчании. Даже жужжания мух не расслышало бы острое ухо одного из сторожей. Жители встали так, чтобы восходящее солнце улыбалось вождю. Оно пригревало их спины. Эти спины были разнообразны: широкие, узкие, сутулые, смуглые, поросшие густыми волосами. Одни считали честью находиться с голым торсом перед вождем, чтобы показать ему свою красоту. Другие прятали тело под рубахой, что украшала грудь рисунками животных, а спину шерстяной бахромой, бисером и наплечниками, окаймленными перьями пересмешника. Все без исключения женщины были одеты в туники. Дети, что едва просачивались меж взрослых, носили теплые жилетки из лосиной шкуры.