Ирина Кочеткова - Самозванка

Ещё в первые дни после знакомства с Ари шутники попытались подкараулить меня да поиздеваться по старой памяти. Один мальчишка ногу сломал, вздёрнутый вверх тормашками гибкой веткой, а другую девчонку дерево чуть не удушило. Притом не Ари, а другое дерево, которое росло на стороне усадьбы. И дерево-то самое обыкновенное. Лишь присмотревшись изменённым взглядом, я увидела, как тянулись светящиеся нити от Ари к напавшему на девчонку дереву.

С тех пор среди ребятни пошла гулять байка, что я – дриада, и потому деревья меня защищают. Ха! Лысая дриада! Ну, и пусть. Зато теперь меня опасались задирать и дразнить, особенно среди деревьев.

Из детских воспоминаний о броши я помнила только игру камней. Взгляд двухлетнего ребёнка вряд ли зацепился бы за что-нибудь другое. Сейчас, спустя шесть лет, жадно изучая брошь, я обратила внимание на её форму и расположение камней.

На первый взгляд украшение смахивало на странный цветок. В центре сверкал достаточно крупный камень, а вокруг него ближе к краям блестели более мелкие. Схожесть броши с цветком добавляли ажурные лепестки из золота, каждый из которых, если рассматривать его в отдельности, напоминал своими очертаниями маленькое крылышко неведомой птицы. И эти крылатые лепестки мне почему-то были знакомы.

Задумалась, а рука машинально потянулась потереть плечо, которое примерно с месяц назад перестало меня беспокоить, но я по привычке иногда его теребила. И тут меня осенило. Плечо!

Пятно на плече перестало зудеть и шелушиться, но приобрело интересную форму, которую я никак не могла определить. И только в тот момент, когда рассматривала украшение, вдруг поняла, что пятно на плече теперь изображало рисунок вот такого лепестка-крыла с броши, но только одно и в большем размере.

Открытие меня ошарашило настолько, что я не заметила, как по щекам потекли слёзы. Почему я заплакала? Да откуда я знаю… А дерево-Ари нежно гладила меня ветками по голове.

Проревевшись, я ещё долго глазела на брошку. Вспоминая алый блеск камней на шее принца Киртоя, убедилась, что камни моей драгоценности сверкали ничем не хуже камней принцевой подвески.

Жаль, что принц не успел поведать, чем таким необыкновенно магическим наделена его подвеска. А вот на брошке камни были самыми обыкновенными, кроме вот этого переливчатого блеска. Даже изменённый взгляд не выявил ничего магического.

Вдоволь насмотревшись на брошь, я решительно засунула её в развилку между веткой и стволом дерева и гундосым от слёз голосом сказала:

– Ари, ты не думай… это моя брошка. И я её тебе дарю, – показалось, дерево замерло, даже листва перестала шелестеть. – Вдруг мы скоро уедем, пусть у тебя останется мой подарок. В приюте всё равно её украдут, а так ты будешь меня вспоминать. Ты и Аришша – самые-самые замечательные на всём свете! А когда у меня получится встретиться с принцем, я смогу прийти к тебе поиграть…

И как в воду смотрела.

Семейство Флошев отсутствовало больше суток. На второй день к вечеру вернулся господин Флош. Один. А ранним утром следующего дня объявил, что нынче же все приютские покидают усадьбу на балансе и возвращаются обратно в Синезёрск.

Обратная дорога в приют оказалась намного быстрее переезда в усадьбу.

На переезд в усадьбу ушло три дня, а обратная дорога в приют уложилась в один.

Помнится, весной повозок не хватало. Вернее, денег для их найма. Заведующий сквозь зубы клял королевское предписание, заставившее стронуться с места, деньгами же подкрепить распоряжение никто не удосужился, что и сказалось на скорости переезда. Нынче же повозки сразу нашлись в нужном количестве. За одну лишь ночь. Значит, и деньги откуда-то взялись.

Наставники, и те ворчали:

– Какая муха укусила короля? То распоряжается приютскую нищету в хоромах поселить, а то выгоняет обратно чуть не пинками.

Утром нас, детей, разбудили рано и сразу загнали в повозки, вместо завтрака сунув по куску хлеба. Народ завздыхал – прощай, праздник ничегонеделания и сытости; здравствуй, жизнь впроголодь и непосильная работа.

Господин Флош жёстко руководил неразберихой и подгонял опаздывающих. Ещё вчера я только предполагала переезд и вряд ли подозревала, что он случится так скоро. А этим утром даже на минутку отлучиться не удалось, чтобы попрощаться с Ари. Как и других меня загнали в повозку чуть не сразу из постели. Местные слуги, провожая нас, высыпали на улицу гуртом и тоже удивлялись вслух таким скорым поворотом дела.

До приюта мы добрались только вечером. Чего ожидали, возвращаясь обратно? Уж явно не того, что двор нас встретит распахнутыми воротами.

Никто не делал ремонт в здании, как нам обещали. Наоборот, в комнатах царила разруха. Кто-то похозяйничал в помещениях. Скудную мебель и ту растащили. А то, что оставили, сломали без возможности починить.

Неведомые грабители разорили кабинет заведующего, склад кастелянши, не побрезговали даже обкусанными деревянными ложками с кухни. Кухарка взвыла, увидав голые стены кухни и пустую кладовую. Только господин Флош был невозмутим и деловито распоряжался обустройством детей и персонала.

Лишь лекарский флигель в глубине неухоженного сада остался нетронутым грабителями. Кто-то из старших обронил, что вроде как его магическим заклинанием закрыли. Я не поленилась, сбегала, полюбовалась на переплетение светящихся нитей – действительно, магическая защита.

Правда, то, что творилось внутри здания приюта, я сама не видела, узнала о безобразиях и разоре с чужих слов. Дальше крыльца я пройти не смогла, только и заглянула в проём разбитой в щепы двери, а переступать порог уже не стала.

За время нашего отсутствия зло, поселившееся внутри здания, только разрослось. Так раздобрело, что я уже на крыльце почувствовала внутреннюю дрожь, готовую вот-вот лопнуть звонким «Дзон-нь!». Теперь внутрь помещений мне ходу не было.

Потому заглянула через порог и ушла с крыльца. Аришша даже поздним ужином заманить в здание не смогла, на улицу мою порцию вынесла. А есть хотелось.

Кроме хлеба на завтрак, нам по дороге разрешили напиться из ручья. На ужин тоже был хлеб. Только и различий – утром хлеб был ещё белый, мягкий да душистый, каким нас в усадьбе весь прошедший месяц баловали, а вечером чёрный и клёклый, таким нас все годы в приюте кормили. Тоска…

Господин Флош на ночь куда-то уехал. Оставшиеся кое-как прикорнули на голом полу.

Я ушла к яблоням и попыталась устроиться там. С грустной улыбкой вспомнила своих Ари. Как они? Не обиделись ли, что я не пришла попрощаться? И сама себе ответила: «Нет. Мои Ари всё понимают. Они обязательно догадаются, что я не смогла прийти».

Поздней ночью возле яблонь меня и нашла Аришша. Устало присела рядом, закутала меня в старую шаль и прижала к себе. Уезжали-то в усадьбу весной, потому все по возможности прихватили с собой тёплые вещи. И хорошо. Хотя бы эти вещи уцелели. А сейчас хоть и лето, но ночью всё же зябко.