Алла Мийа - Книга Гауматы

– Знаешь, – шепчу, – скифские девушки не могли выйти замуж до тех пор, пока не добудут в бою череп врага, чтобы приготовить из него кубок и преподнести мужу на свадьбе…

– Враги не при чем, малыш. Просто пришло время уходить.

Нет, нет, этого не может быть!

– Я принесу тебе череп твоего врага, кем бы он ни был! Тогда ты никогда меня не покинешь и будешь любить меня по-настоящему!

Ты обнял меня и поцеловал в макушку.

– А разве я люблю тебя не по-настоящему?

Но почему, почему же райские яблоки такие горькие?

И то ли это тень от ибисоголового бога и его длинного клюва являлась и пропадала на стене в неверном свете свечей и факелов, то ли это была тень от птицеголовой маски чумного доктора. То ли реальность стала сном, то ли сон реальностью в эту дурную ночь осеннего равноденствия.

– Шофер отвезет тебя домой. Береги себя… Увидимся через несколько мгновений, малыш!

В наступившей тишине было слышно, как кто-то тихо плачет перед воротами рая.

Твоё прощальное «увидимся через несколько мгновений» жестокое и неумолимое время превращало из сладкой сиюминутности в больно ранящее воспоминание. Пролитые слезы не возвращали ни аромата твоей кожи, ни вкуса твоих губ.

Все кончилось.

На следующий день желтое такси уже не приехало в мокрый и грязный школьный двор.

И никогда больше не приедет.

Где ты? Песок какой пустыни стучится в зарешеченное окно твоей тюрьмы?

Время уносит нас с собой в потертой сумке дервиша, мы можем только считать потерянные мгновения, которые сыплются песком из этой дырявой сумы. И мы мечтаем собрать песчинки безвозвратно утраченного обратно, в колбу разбитых песочных часов…

Прочь, прочь из этой осени, прочь из сладкого сентября! Прочь и вперед, в половодье первого талого снега, сияющего осколками богемского хрусталя под первым весенним солнцем!

Как коротки дни в Чумном городе! Как длинны апрельские ночи! И в этом шальном году я уже совсем не ребенок, но еще и не женщина.

На правом берегу Масляной реки не утихает пир, не гаснут там и угли чумных костров. Тщетный и эфемерный, с фейерверками и бродячими музыкантами праздник абсолютно реален настолько, насколько может быть реален этот подлунный мир. Лишь время от времени привкус пепла на губах и запах мертвой плоти заставляет вздрогнуть и поежиться пирующих.

Как-то, пробираясь сквозь эту хмельную толпу, я поймала на себе тяжелый и требовательный взгляд.

Он был чужак, в город его привел странный случай… хм, если верить в случайности, конечно. Стоя посреди возбужденной пьяной толпы, он потерянно и удивленно таращился на веселящихся. Он был похож на мясника, а за его спиной скучал телохранитель.

Знаете, признаюсь вам, что быть мясником, на мой взгляд, это даже позорнее, чем палачом. Ну, скажите, в чем виновны перед вселенной такие милые розовенькие молочные поросята? А глазастые длинноногие телята?! Убить несчастного, невинного невесомого цыпленка, чтобы набить жирное брюхо, сожрать, брызгая слюной… Бр-р-р… Ну, вы, видимо, догадались, что я вегетарианка…

При его атлетическом телосложении Мясник вряд ли нуждался в телохранителе. От него пахло по̀том, волосатой плотью и вчерашней выпивкой. У него были глаза затравленного хищника, воспаленная экзема на лысине, мускулистые волосатые предплечья и толстый бритый затылок. Под которым, из трех последних позвонков торчали три острых костяных шипа. Странная аномалия.

Голос его был хриплый, противный и негромкий, из тех, что специально заставляет тебя приблизиться и прислушаться:

– Я проездом в вашем убогом городишке и не собирался задерживаться и на час… Но передумал… выпью с тобой чай и познакомлюсь с твоими родителями. Пошли.

Это был не вопрос. И не предложение. Он озвучил то, что от меня не зависело.

Через час бабушка в полуобморочном от страха и неожиданности состоянии заваривала иван-чай трясущимися руками, бормоча то ли молитвы, то ли заклинания. Карлсон, вызванный для поддержки, старался смягчить обстановку и предпринимал безуспешные попытки завести светскую беседу о погоде и грибах. Безрезультатно. Шредингер предпочел удалиться на чердак. А гномик-монах спрятался в настольной лампе.

Незваный гость сидел на нашей слишком тесной для него кухне, по-хозяйски расставив колени, и душная плотская вонь, которую распространяло его тело, вытеснила наши нежные домашние ароматы ванили и роз. Грубо оборвав рассуждения соседа про превратности северного климата, он заговорил прямо и по-деловому. Он приказал мне выйти.

Обиженная, я покинула кухню. Но, как я уже говорила, жили мы в деревянном доме, поэтому чтобы быть в курсе их беседы, мне стоило всего-то пройти в соседнюю комнату и, скрючившись на ковре, приникнуть ухом к мышиной норе в стене под плинтусом.

Мясник рассказывал свою историю. Без ненужных ухищрений и неуместных иносказаний. Без поэзии и прикрас.

Вот уже несколько дней как он сбежал из тюрьмы. Еще раньше, он купил себе привилегию выходить оттуда на выходные, но в этот раз он решил больше в тюрьму не возвращаться. Человек он непростой. В криминальном мире столицы есть только один, кто влиятельней него. Хотя, вообще-то, два. Второй – Бог-Отец.

У него есть все. А теперь еще и свобода. И он холост – несмотря на возраст.

На этом-то интересном моменте мыши-подлецы завозились, а децибелы разговора упали настолько, что единственное, что я услышала ясно, это громкий стук монет по скатерти стола и отчетливо произнесенное слово «опасность».

– Эти деньги – для начала. Когда исполнится задуманное, получите еще. Главное: берегите её.

Мое воображение тут же восполнило пробелы в достоверной информации и нарисовало ужасную картину продажи бабушкой собственной внучки в жены этому пузатому потному чудовищу. И несмотря на то что работорговля официально запрещена аж с XIX века, эта киношная сцена, старая и вечная как мир, отчетливо и убедительно висела перед моими глазами.

Мы с бабулей никогда и не голодали, несмотря на то, что все наше малюсенькое семейство кормилось от продажи притирок, настоек и колдовских травяных сборов. Конечно, знахарством много не заработаешь, но нам хватало. Яблони, карликовые сливы и старая черная вишня в огороде полном картошки и капусты нам очень помогали. Не забывайте, что грибы, ягоды и рыбу приносил Карлсон в обмен на ужин в бабулиной компании. Но вот уже несколько месяцев, как она вела со мной пространные разговоры о моем образовании, о том, что я должна продолжать учиться. Но так как дорога в маги для меня закрыта, я начала подумывать о поступлении в Институт Живописи. Что, естественно, являлось проблемой, так как нам это было не по карману.