СветЛана Павлова - Юна – единственная

Дин подбежал к беседке. Никого не было. Он поднял шаль.

– Дейзи! – выкрикнул он.

Со стороны слышался шорох и тихий призыв о помощи. Бросив шаль, он помчался на звуки.

Бандиты завязали Дейзи рот и руки, засовывая в карету.

– Дейзи! – выкрикнул он, схватил с земли, оказавшуюся у ног сломанную прошлогоднюю ветку, и со всего размаху отмёл ею сразу двоих.

Девушка вырывалась, пытаясь выйти из кареты. Герцог стянул ей верёвкой ноги, запихнул в карету, сел сам, и захлопнул дверку.

– Трогай! – крикнул он кучеру и карета сорвалась с места.

– Ты, сволочь! Стой! – выкрикнул Дин, бросил ветку и помчался за каретой, но его усилия были напрасны, экипаж скрылся в туманной темноте улицы.

Актёр обессилено остановился, тяжело дыша, пытаясь сообразить, что теперь делать. Позади послышались шаги. Он обернулся. Пятеро наёмных грабителей с язвительными ухмылками смотрели на него.

– Стоять, – выговорил один из тех, у кого на лице остались следы от удара веткой, обходя Дина сзади и преграждая путь к отступлению.

Бандиты окружили Дина со всех сторон.

– Куда он её увёз? – грозно спросил Дин.

– А почём мы знаем, – ответил один из бандитов.

Дин решил прорвать окружение и отшвырнул одного, но главарь оглушил его по голове эфесом сабли, и актёр шлёпнулся навзничь, на пыльную каменную дорогу.

– Бартоломью, это же актёришка вон из того театра, – один из бандитов перевернул Дина. – Да, точно.

– Живой? – спросил Акулий Зуб.

– Ага. Что будем с ним делать?..

Дин пришёл в себя, он лежал на сеновале со связанными руками и ногами. То, что он был жив, его уже радовало, и есть сто причин для того, чтобы сбежать, найти герцога, и благородно отправить его к праотцам. Мысль о том, что он мог обидеть Дейзи, в мгновение прыжка поставила Дина на ноги, которые не представлялось возможным как-либо освободить.

За дверью слышался мужской и женский смех и шлёпанье костей о деревянный стол.

– Гарри, ты проиграл! – вырвался радостный мужской вопль.

Дин кое-как добрался до двери, упёрся на неё, и так как она была не заперта, с шумом ввалился в тут же затихшее помещение, едва напоминающее дом.

– Ух, милашка, – взвизгнула женщина.

К нему подошёл Бартоломью и разрезал ножом верёвки на ногах. Дин явно удивился и поднялся с пола. Он нашёл здесь всю пятёрку, с которой не так давно сражался, и ещё порядка десяти мужчин, молодых и пожилых.

– Зуб, какого чёрта ты притащил его сюда? – встал из-за стола мужчина с изрядно растрёпанными волосами, стянутыми на затылке, явно не подходящей к его гардеробу, атласной лентой.

– Действительно, – подытожил Дин. – Лучше бы сразу убили.

– Знаем мы эту песню, – усмехнулся Бартоломью. – А та девица, твоя что ли?

– Она моя невеста, – ответил Дин. – Наша свадьба завтра.

– Чёрт, единственная хорошо оплаченная работа привела к угрызениям совести, – буркнул Зуб.

– У тебя есть совесть? – засмеялся однорукий бородатый старик. – Клянусь своей рукой, которую оттяпали корсары, не бывать тебе пиратом.

– Дурак старый, для начала корабль нужен, – проговорил загорелый рыбак, от которого за версту воняло рыбой. – Я бы одолжил свою посудину, но на ней только у берега, да по спокойному озеру плавать.

– Молчи уж Эндрю, – отозвалась женщина. – Семья голодает, а он в пираты собрался.

– Цыц, женщина! – рявкнул он на жену. – Знай своё место.

– У-у-у, безбожник, – ответила она.

Все постояльцы притона разразились громким смехом.

Женщина вздохнула и стала подниматься по лестнице, и вскоре скрылась где-то на втором этаже.

– Я достану вам корабль, если поможете мне спасти мою невесту, – громко проговорил Дин.

Все, как по команде, тут же затихли, устремив на него удивлённые взгляды.

Дин, по правде говоря, понятия не имел, где достанет корабль, главное было заставить их поверить в его выдумку, а там уж, как бог даст.

– Впервые слышу, чтобы корабли раздавали на угоду чёрной пиратской душе, – засмеялся старик.

– И откуда у бедного актёришки корабль? – спросил Эндрю.

– От шурина моей двоюродной тётушки, по наследству перешёл, – величаво ответил Дин.

– Шутить вздумал, лицедей! – рявкнул Акулий Зуб.

– Нет, – ответил Дин. – Момент не подходящий. Или убейте, или отпустите. У меня нет желания смотреть на ваши рожи.

Бартоломью обошёл вокруг него, крутя в руке нож, потом от одной стены комнаты к другой, и наконец, остановился напротив Дина.

– Врёт, – ответил с атласной лентой в волосах. – Им это по природе дано.

– Курт прав, – подтвердил Эндрю. – Что ты его не убил, как договорено. Мы получили деньги за ту дамочку и вполне неплохие.

– Да, убить его, а труп в Темзу! – выкрикнул бритоголовый.

– Хватит! – остановил всех Бартоломью. – Неужто мы звери? Мы убиваем и грабим тех, кто убивает и грабит нас, заставляя жить в сточных канавах и умирать от голода. А что будет с нашими детьми? Например, с твоими, Эндрю?..

Воцарилась тишина, слышно было, как где-то в углу пробежала мышь, а за стенами неумолимо стрекотал сверчок.

– Мы не знали кто она, – Бартоломью обратился к Дину. – Тот человек сказал, что она его полоумная сестра, сбежавшая из дома, а чтоб о её недуге никто не узнал – убить всех свидетелей.

– Это герцог Чарльз Уитфорд – сволочь и подлец, – проговорил Дин. – Давно домогался моей девушки. Я не думал, что он сможет пойти на такое.

– О малыш, – проворчал старик. – Эти герцоги такие же убийцы, как и пираты.

– Что ты болтаешь Ванс? Ему и так не сладко, – Бартоломью глянул на старика, а потом, разрезал верёвки на руках Дина. – Как тебя зовут?

– Дин Фритт.

– Отлично. Я – Бартоломью Акулий Зуб. Это наш старый пират Ванс. Это Эндрю, его дом стал нам прибежищем. Это Курт, его семья умерла от чахотки прошлым летом. Это Гарри – художник, только я ни одной его картины не видел.

– Краски дороговаты, – отозвался тот.

– Это наши мальцы-близнецы Ромул и Рем, девятнадцать лет назад их бросила мать ещё младенцами, а три года назад они сбежали с каменоломни и оказались тут. Это гончар Том, оружейник Джером, Ярдли и Уэбб до конца жизни сидели бы у церковных дверей, а это музыкант и стихоплёт Гиб.

Музыкант схватил гитару и наигрывая несколько нот запел:

– В самую точку Гиб, – выпрыгнул из тёмного угла маленький человечек. – Останешься у нас подольше, станешь героем поэмы. Я – Спайк, – сказал карлик. – Ученик доктора, сожжённого на костре за колдовство, потому что зубы вырывал без боли. Вот такая у нас справедливость.