Владимир Ашихмин - Легенды Соединённого Королевства. Величие Света

Я поднял оброненный стакан.

– Ты сказал, что Нальд был заложен при Эрзаце Демее… и при тебе тоже?

– Да, при муже Лии Темной, дочери Харальда Темного и мне. Нальду тысячи и тысячи лет, – вздохнул Элми. – Мы не стареем, не живём, не существуем. Это пытка тянется многие века и большинство из нас давным–давно наложили на себя руки или погибли в бою с живорезами, но я… Я не оставляю надежду на светлое будущее своей дочери. Ради неё я не даю себе сорваться. Я хочу, чтобы она стала обычной девочкой, чтобы ощутила каково это…

– Жить нормальной жизнью?

– Да. Я мечтаю о том, чтобы покинуть Нальд, этот опостылевший Великий Лес и пробиться, уехат, в спокойное, лишённое войны и кровавых прихотей Комодриана, место. С ней… с моей Илвой.

На суровом лице Элми заплясали тонюсенькие морщинки. Он страдал.

– На твоих плечах не лежит проклятие Комодриана. По тебе видно, что ты опытный скиталец–маг и не убоишься его козней. Выведи жреца на чистую воду, вытяни Нальд из тугой петли! Спаси нас… и себя!

Я обхватил подбородок двумя пальцами и стал кумекать.

Ликантропия – болезнь из того разряда, что в Инквизитика Конопус называют – «достойная аутодафе». Если от вампиризма отделаться нельзя (я уникальный случай), то от неё вполне возможно – по крайней мере, были описаны такие прецеденты.

Ликантропия известна нам довольно хорошо. Первые упоминания о ней относятся к периоду, когда Соединённое Королевство ещё не стало единой страной, то есть до правления Нолда Тёмного. Ликантропы или оборотни, как их принято называть в простонародье, ведут свой род от Ризика Пьюра – тёмного мага, которого по преданию укусила мифическая Джазоф, гончая бога–идола Кхароторона, когда тот прогневал её господина. После череды болезненных метаморфоз Ризик Пьюар обернулся громадным серым волком, который по велению Джазоф пустился плодить себе подобных. Только его сила уступала силе фурии Кхароторона, и звериный дух не полностью завладевал покусанными им людьми.

В светлое время суток носители болезни могут вести обычный образ жизни и ничем не выделяться среди не заражённых людей, однако стоит только среди звёздной россыпи появиться «колеснице ночи», как несчастные тотчас теряют разум, а вместе с ним и все человеческое.

Трансформация в волка происходит чрезвычайно тягостно. Одномоментно удлиняются конечности, вырастает шерсть, и прорезываются клыки, а глаза начинают рдеть янтарными зарницами. Животный инстинкт гонит ликантропов насытить жажду крови и обратить в своё «колено» новых приверженцев.

Литература знает несколько примеров полного излечения от ликантропии. Первым освободившимся от оков заболевания был великий знахарь Огли Клое. Получив рваный укус в лодыжку и, поняв, что ему грозит, он, использовав отвар собственного приготовления – Огокл, в состав которого входили редчайшие водоросли из Островного Королевства, эссенция цветов вистулума из Бархатных Королевств и два десятка ингредиентов с разных концов Соединённого Королевства, смог–таки выгнать из себя ликантропию. Отметим, что по заметкам Огли Клое Огокл действует положительно только в первые недели заражения. Ввиду сложного нахождения компонентов для Огокла, исцелить болезнь с помощью него практически невозможно.

Единственная, кто умела изгонять ликантропию при помощи «наложения рук», – это Жозефина Улл, верховный понтифик Братства Света. При паломничестве в Кнюрмонд, монастырь с мощами святого Кнюра Заступника, её прелата подрал оборотень. Прелат очень мучился, и Жозефина, возложив на него тонкие длани, просила Всеотца сжалиться над ним, и Урах услышал её молитвы. Вскоре прелат встал с кровати, а верховный понтифик, обретя благословение небес, до конца своих дней врачевала пагубу Ризика Пьюра.

Второй случай и последний, когда ликантропия отступила под воздействием алхимии, был отмечен в хрониках Альфазацких мудрецов с острова Альфазия, безвозвратно канувшего в Абрикосовое Море. Некто Эгромонд Сизый, вернувшийся из путешествия по Лесу Скорби, превратился в оборотня. Альфазацкие мудрецы изловили его и, вызвав из глубин своего покровителя, водяное божество Цхерануса, получили от него неизвестные науке голубые кораллы, при употреблении которых Эгромонд вновь стал полноправным членом общества.

Из всего вспомненного мною следует, что…

Поджав губы, я посмотрел на Элми, терпеливо ждавший, когда я соберусь с мыслями.

– Своими силами я помочь «нам» не смогу. Видимо, всё–таки придётся наведаться к вашему Комодриану.

– Ты сделаешь это?! – вскричал Элми, не помня себя от радости.

– Очевидно же, что да, – с некой дрожью в голосе ответил я. – Где находиться пещера жреца?

– Мы прозвали её Ненавистным Волчатником. Она расположена на северо–западе от Нальда, под сенями гигантского известкового холма.

– Есть ли возле Ненавистного Волчатника какие–нибудь ловушки?

– Насколько мне известно, нет.

Элми потёр щетину, а затем глянул в окно. Солнце заливало зал своими лучами, и мы оба щурились.

– У живорезов о Ненавистном Волчатнике ходит дурная слава, и они боятся подходить к нему. Поэтому я уверен, что Комодриан чувствует себя в безопасности. И ты, заявившись в Ненавистный Волчатник на «чай», застанешь его врасплох. И…

Мой собеседник глубоко вдохнул, а потом единым духом выдохнул:

– Если я ошибся в своих суждениях – просто убей его. Отомсти за нас!

Я встал и направился к лестнице.

– Я вернусь либо с хорошими новостями…

– Либо не приходи совсем. Беги в сторону Клейменда, на восток.

– Попробую оторваться от вас, – кивнул я, ещё раз вспоминая, что при неудачном стечении обстоятельств за мной начнётся погоня. Юнивайн – мой козырь в рукаве, однако он может не явиться, и тогда ликантропы, никогда не прекращающие преследование своей добычи, разорвут меня на куски. Это проблема из разряда «первостепенной важности», и вычеркнуть её из списка необходимо быстрее быстрого.

Покинув Нальд через скрытые в граните ворота, я обогнул его с запада и, придерживаясь направления на север, потопал к Ненавистному Волчатнику. Травы и цветы под ногами чудесно благоухали. Настороженно озираясь, я, вопреки всему, радовался тому, что зима, принёсшая мне кучу сражений и невзгод, ушла на заслуженный покой. Но что принесёт мне весна? Чувствую, она будет ещё более «заводной», чем её «беловолосая» свояченица. Естественно, если я переживу эту ночь…

Проходя мимо стволов деревьев и куцых кустарников, я приметил свору упитанных кабанов. Они злобно перехрюкивались – моя компания им не нравилась. Недолго думая, я взобрался на дерево и я помахал кабанам Альдбригом. Перехотев мной отобедать, они гуськом засеменили в тенистую чащу. Обозревая сверху окрестности, я безошибочно выделил из общей массы растительности высокий бежевый холм – значит, Ненавистный Волчатник совсем недалеко. Ногу на один сук, теперь на другой, вот так, не торопясь, и – оп – я на земле и иду туда, куда наметил. Минут через двадцать пять показался известковый склон. Задержавшись рассмотреть на неровной поверхности отпечаток аммонита, я, зарядив Лик Эбенового Ужаса «Огненным Шаром», напущено невозмутимо поднялся по откосу к горловине пещеры. Никакой трусости или робости я не испытал и поэтому, сочтя что волшба Комодриана и прям действует только на его несчастных клевретов, зашёл в Ненавистный Волчатник. Внутри пахло чем–то затхлым и тяжёлым. Я поморщил нос – ну и гадость. Самодельные светильники с небольшими магическими сферами тут и там подмигивали мне сиреневым или жёлтым светом. Я прошёл мимо наваленного горкой тряпья и бесшумно устремился к безмятежно храпящему человеку. Обросший бородой, он зарылся в ворох слежавшейся овсяницы. Нацелив навершие посоха на исковерканное оспинами лицо, я громко проговорил: