Джеймс Уиллард Шульц - В Великом лесу Апачи

Медведь этот бродил по нашим краям около семи лет. В первый раз его заметил Генри Уиллис из посёлка у подножия Эскудильи; сомнений нет, что тот пришёл с хребта Могольон в Нью-Мексико. Однажды Генри отлавливал заблудившийся скот и заметил небольшое стадо, мирно пасущееся на лугу. Внезапно из леса выскочил медведь и ринулся в самую его гущу, одним махом убил лежащего на земле молодого бычка, а затем набросился на корову, которая в этот момент пыталась встать, сбил её с ног, снова повалил на землю и прикончил одним ударом своей огромной лапы. Тут ветер донёс до него запах Уиллиса, и медведь скрылся в лесу. Уиллис поспешил домой за подмогой и пришёл обратно выслеживать медведя, который, по его расчётам, должен был вернуться к своей убитой добыче, но тот появился, лишь когда уже совсем стемнело, долго водил их за нос и скрылся, громко сопя, и никогда больше не возвращался на это место. Только некоторое время спустя поселенцы поняли, что у этого медведя есть особая привычка – проголодавшись, убивать сразу двух животных, – и потому его прозвали Двойной Порцией. Ему не каждый раз удавалось прикончить двоих – второй жертве порой удавалось убежать, отделавшись парой глубоких царапин, либо израненной настолько, что она впоследствии погибала. Те, кто лучше всего знал все проделки Двойной Порции, утверждали, что за год он съедает говядины на две тысячи долларов. И, конечно, многие пытались положить конец его кровавой карьере. Но тот прекрасно умел обходить ловушки, даже самые изощрённые, никогда не прикасался к отравленному мясу и быстро оправлялся от лёгких ран, нанесённых случайно заметившими его наездниками. Все, кому довелось его увидеть, утверждали, что это зверь огромных размеров, которого невозможно спутать ни с каким другим. На голове и груди у него красовались белые пятна. Ассоциация скотоводства округа Апачи назначила награду в размере двух сотен долларов тому, кто убьёт медведя. Я задал себе вопрос – осмелюсь ли я попытаться получить её, если увижу старину при свете дня?

Мы продолжили путь по лугу, пересекли протекавший в конце него ручей и вступили в густой ельник, покрывавший крутые склоны Маунт Томас. Местами ещё лежал снег, порой глубиной в пять или шесть футов. Но рабочие из Лесной службы, занимавшиеся починкой телефонной линии, уже побывали на вершине с вьючным обозом, поэтому дорога была хорошо утоптана, и ехать по ней было одно удовольствие. Внизу виднелся сосновый лесок, который мы недавно миновали; трава была усыпана яркими цветами, а на ветвях щебетали разноголосые птицы. Но здесь, под тяжёлыми кронами устремлённых ввысь молчаливых сосен, сгущался мрак, и меня поневоле пробирала дрожь. Отдельные поваленные деревья походили на обглоданные кости, разбросанные по усыпанной опавшими иголками земле. Ничто не цвело, за исключением лишь редких черничных кустиков, и ни одна птица не нарушала покой леса, кроме пары тихих и неприметных канадских кукш. Я вздохнул с облегчением, когда на высоте приблизительно 11000 футов мы вышли на гребень, и яркий солнечный свет брызнул нам в лицо. Над нами высилась совершенно голая и вытянутая вершина горы, окаймлённая сверкающим на солнце снегом. Мы пересекли небольшую полянку и вышли к крошечной хижине. Вокруг неё цвели цветы и пели птицы, сновали белки и бурундуки. Мы спешились у самого крыльца, четыре на шесть футов, и, разгрузив лошадей, свалили мои пожитки в кучу. Ключом, выданным мне в Лесной службе, я отпер тяжёлый висячий замок, и мы оказались в маленькой комнате размером десять на двенадцать футов, в которой едва можно было развернуться. Хижина была сколочена из тонких брёвнышек – единственного строительного материала, доступного на такой высоте. В ней было два небольших окна, в одном углу стояла маленькая дровяная плита, напротив – узкая койка из жердей. У стены, на которой висел телефон, разместился столик. Большую часть пространства занимал огромный сундук для провизии из оцинкованного железа, служившего надёжной защитой от белок и крыс.

– Ну вот и добрались. Славное местечко! Тепло, светло и мухи не кусают, – произнёс дядя Джон, хорошенько осмотревшись. – Правда, свежего воздуха тут хоть отбавляй – через щели в стене и кошка пролезет! Надо бы их заткнуть.

– Это совсем ни к чему – свежий воздух мне как раз нравится, – ответил я, даже не подозревая, как скоро изменю своё мнение о просветах в стенах. Мы внесли вещи внутрь и разложили их по местам, а затем наскоро приготовили обед. Было около двух часов дня, когда дядя Джон сообщил, что ему пора возвращаться домой, чтобы успеть подоить коров. В этот момент раздалось два коротких телефонных звонка. Я посмотрел на висящую рядом с аппаратом карточку, понял, что звонок предназначался мне, и снял трубку.

– Это ты, Джордж? – громкий голос лесничего Уинна был слышен даже дяде Джону.

– Да, я на месте, – ответил я.

– Рад слышать. С Грине Пик сообщают о пожаре на 38-м градусе. Сходи на вершину и сообщи, что увидишь.

– Уже иду, – ответил я и положил трубку.

– Ха! Вот и работа нашлась. Ну, мне пора, – сказал дядя Джон.

Я помог ему вывести освобождённых от груза лошадей на тропу и вполне бодро попрощался. Но как только он скрылся из виду за карликовыми елями, моя хижина перестала казаться мне уютной и наполненной тёплыми солнечными лучами, как представлялось поначалу. «Ну, хоть ты и один, это не повод чувствовать себя одиноким!» – отругал я сам себя, вернулся в хижину за винтовкой и направился к вершине по круто уходящей вверх тропинке, петляющей среди редких потрёпанных ветром сосен. По пути мне попадались глубочайшие сугробы – некоторые из них достигали тридцати и более футов.

Голая каменистая вершина этой горы достигает четверти мили в поперечнике, а в центре находится небольшое углубление, вроде седловины. На юго-восточном краю имеется каменный выступ округлой формы, доходящий до пятидесяти метров в высоту, – на нём и расположена пожарная вышка. С другого края – крутой обрыв, но меньшей высоты. Я направился прямиком к вышке – восьмиугольному и восьмиоконному строению с конической крышей. Места в нём было ровно столько, чтобы уместились центральная картографическая стойка, крошечная печка и стул. Я отпер дверь, вошёл внутрь и, оглядевшись, сразу увидел пожар: огонь полыхал на севере, приблизительно в пятнадцати милях от моей вышки, возле озера Конаро. Я подошёл к картографической стойке с южной стороны. Она представляла собой подставку, на которой закреплена круглая медная пластина диаметром в фут, разделённая на триста шестьдесят градусов, с вращающимся прицелом в центре, очень напоминающим геодезический уровень. Я поворачивал его до тех пор, пока он не указал точно в направлении поднимающегося от пожара столба дыма. Отметка в триста шестьдесят градусов соответствует северу. Сейчас стрелка уровня указывала на деление в десять градусов, о чём я и сообщил в управление по телефону. Наблюдатель с Грине Пик видит тот же самый огонь в направлении тридцати восьми градусов. Главному лесничему остаётся лишь найти на карте леса точку пересечения линий, соответствующих десяти и тридцати восьми градусам, и послать туда пожарных. Вскоре я услышал телефонный звонок с пожарной станции Синеги. «Пожар в самом Шип Спрингс. Отправляйтесь туда как можно скорее», – прозвучали слова лесничего. Шип Спрингс находится примерно в миле от озера Конаро.