Джеймс Уиллард Шульц - В Великом лесу Апачи

Выйдя наружу, я принялся изучать расселины в скале и тотчас же нашёл ещё два наконечника стрел: один, побольше – кремнёвый, с зазубринами, второй, поменьше – из похожего на стекло камня, такой прозрачный, что сквозь него можно было смотреть. Казалось бы, тот, что с зазубринами, сделан очень искусно, но если подумать, второй – гораздо более страшное оружие, – насколько глубже он входит в живую плоть… Хотелось бы мне знать, поразил ли он однажды сердце чьего-то заклятого врага?

В девять часов я сообщил, что пожаров не видно, после чего позвонил на станцию Риверсайд в надежде, что там находится пожарная охрана, но трубку поднял главный лесничий и гаркнул: «Кем бы вы ни были, освободите линию! Разве непонятно, что в Риверсайде никого нет? Хватит мешать работе Лесной службы!»

Пришлось повесить трубку! Я хотел передать Ханне, чтобы она не приходила. После пропажи окорока я задумался об опасности, которая может ей грозить, когда она пойдёт по пустынной дороге длиной одиннадцать миль совсем одна. Если в этой части леса скрываются какие-то подозрительные люди, нельзя подвергать её риску. Я пытался успокоить себя мыслью, что окорок могли забыть дома, но в глубине души знал, что он был в сундуке. Нет сомнений, сейчас Ханна уже на пути к моей хижине, и если ничего не случится, около двенадцати часов она должна появиться. К этому времени мне нужно спуститься к хижине, и если до часу дня она не появится, то, будут пожары или нет, придётся её искать. Я решил, что если она придёт к полудню, то этой же ночью после окончания дежурства провожу её до дома и вернусь в хижину. На обратном пути возьму её лошадь, а потом отпущу, и та сама возвратится в табун.

Я продолжал поиски – весьма успешные – бусин и наконечников от стрел, пока глаза у меня не разболелись от напряжения. Тогда я вернулся на вышку. Телефон издал протяжный гудок – звонок предназначался для главного лесничего, – и я принялся слушать. А что тут такого? Ведь дела Лесной службы касаются меня лично, и мне нужно быть в курсе всего происходящего. Итак, Уильям Хэммонд, владелец небольшой лесопилки на дороге Оушен-ту-Оушен Хайвэй, что в пяти милях от моего дома, почти на самом северном краю леса, сообщил лесничему о двух незнакомцах, пришедших неделю назад в их края в поисках работы и создавших серьёзные сложности. На поверку они оказались агитаторами ИРМ, организации Индустриальных рабочих мира, и после безуспешных попыток завербовать рабочих лесопилки в своё общество потребовали жалованье, причём в троекратном размере, а в случае неуплаты пригрозили сжечь лесопилку и весь Национальный лес Апачи.

– Где они сейчас? – спросил главный лесничий.

– Собрали свои пожитки да отправились восвояси.

– Оставайся на лесопилке, а если объявятся эти поджигатели, стреляй, стреляй на поражение. Я отправлю к тебе патрульных, они сразу накроют их, если те попытаются развести огонь!

Я продолжал подслушивать и услышал, как главный лесничий приказывает нескольким патрулям направиться к лесопилке, объясняя им, зачем это нужно, а также что они должны быть хорошо вооружены и не церемониться с поджигателями.

Тут он обратился ко мне:

– Джордж, ты слышал, что двое уоббли [2] Уоббли – члены организации «Индустриальные Рабочие Мира (ИРМ)». – Примеч. переводчика. грозятся поджечь лес?

– Да, слышал, – ответил я.

– Что ж, придётся попросить тебя подольше подежурить наверху, пока мы с ними не расквитаемся, – продолжил он. – Оставайся на вышке весь день, даже во время обеда. И не спускай глаз с леса, особенно со стороны лесопилки.

– Да, так и сделаю, – ответил я, – но сегодня в полдень мне нужно спуститься к хижине, потому что моя сестра должна принести кое-какие вещи.

Тут я замялся. Стоит ли рассказывать ему о своих страхах относительно скрывающихся где-то поблизости подозрительных людей? Нет. Не в этот раз.

– Хорошо, встретишься с сестрой и сразу возвращайся на вышку, – ответил он и повесил трубку.

Теперь я пуще прежнего сожалел, что позвал Ханну. Порученная работа не оставляет мне возможности проводить её до дома, а в свете последних событий девушке слишком опасно идти через весь лес в одиночку. Да и от вещей, которые она собиралась принести, всё равно сейчас не будет никакого проку: пока по утрам и вечерам мне нужно быть на посту, до исследования пещеры дело не дойдёт.

В полдень я спустился, твёрдо решив сразу же отослать Ханну обратно, чтобы она добралась до дома так скоро, как только сможет унести её лошадь. Но, выйдя на поляну перед хижиной, я сразу понял, что уже слишком поздно: Ханна сидела на крылечке в окружении мешков, верёвок и свёрнутого матраса, а рядом лежали скаковое и вьючное сёдла, из чего ясно следовало, что лошадей она отпустила.

– Давно ты пришла? – спросил я.

– Около часа назад. А что? Кажется, ты не слишком рад меня видеть.

Вырвавшиеся в ответ слова сразу выдали меня с головой:

– Большой окорок, который мы с дядей Джоном собирались взять сюда, – он остался дома?

– Нет, конечно. Я сама его упаковывала. Ты что, потерял его?

– Хуже! Его украли! Прямо из моей хижины! У нас тут большие неприятности. Не стоило тебе сейчас приходить. Я хотел сразу отвести тебя обратно, но твои лошади, наверное, уже на полпути к дому!

– Ха! Как будто я уйду, так и не посмотрев твою пещеру! – воскликнула она.

– Сейчас не до пещеры! – ответили и рассказал о крадущейся тени и словах главного лесничего. Это сразу охладило её пыл.

– Кроме того, – добавил я, – в окрестностях рыщет старина Двойная Порция. Я видел его сегодня утром – могу показать тебе следы на тропе, ведущей к вершине горы.

– Дела и вправду плохи, – сказала она. – Но я уже здесь – и, значит, остаюсь. Что тебе по силам, то по силам и мне. К тому же, как тебе известно, я неплохо стреляю!

Она похлопала себя по кобуре, в которую был упрятан её автоматический кольт 38-го калибра.

– Да, придётся тебе остаться тут, пока я не найду возможность поговорить с дядей Джоном, чтобы он пришёл за тобой, – сказал я, втайне восхищаясь её мужеством.

– О, Джордж, пообещай, что ты не станешь звонить им! Только подумай, если мама узнает об украденном окороке и о Двойной Порции, она сразу заберёт отсюда не только меня, но и тебя, – взмолилась она.

Об этом я не подумал, а ведь она была права. Мы и глазом моргнуть не успеем, как мать вернёт нас домой. Для меня это будет настоящим позором. Все решат, что я, бойскаут, испугался трудностей!

– Ладно, посмотрим, – сказал я вслух. – Но пора возвращаться на вышку. Переложим вещи в хижину и пойдём наверх.

Мы затащили снаряжение внутрь, захватили с собой немного сухарей и сыра, флягу с водой и без двадцати час были уже на вышке. Раздался звонок, который был адресован мне. Я снял трубку.