Леонид Резников - Синдбад

– Ах ты, змея, пригретая нашим уважаемым чайханщиком Махмудом, – погрозил пальцем судья, сгребая с пола монеты. – Украл монету и решил оболгать своего несчастного хозяина?!

– Я? – праведно возмутился Синдбад. – Да я в жизни чужого не брал!

– Врешь! Стража! – гаркнул судья, ссыпая монеты обратно в кошель и засовывая его себе за пазуху от греха подальше.

В комнату вбежали двое стражников с саблями и замерли у дверей в ожидании приказа.

– Взять нечестивца, – приказал Икрам-бей, – и проверить его карманы!

Стражники мгновенно вцепились в Синдбада, словно голодные собаки в кусок мяса, стальной хваткой сжав его запястья.

– Вы совершаете ошибку, – сделал последнюю попытку Синдбад, спокойно стоя перед судьей. – Вас потом измучает совесть.

– Э, совесть! – отмахнулся судья. – Мулла мой большой друг, как-нибудь вымолю прощение. Обыщите его!

– А-а! – вскрикнул Синдбад, выкручивая руки, затем подался назад и резко свел руки вновь.

Стражники, явно не привыкшие к серьезному сопротивлению обвиняемых, гулко столкнулись лбами и осели на пол, закатив глаза. Синдбад перешагнул через них и склонился над перепуганным судьей. Икрам-бей сжался, закрывшись рукой, губы его мелко задрожали.

– Вы ошиблись, уважаемый Икрам-бей! Я не брал этих денег, – раздельно произнес Синдбад.

– Не брал, не брал, – согласно закивал судья. – Я ошибся! Ты можешь идти.

– Э, нет. Что полагается по шариату за оговор?

– Один золотой! – выпалил, не задумываясь, судья, словно отличник на уроке, и запоздало прихлопнул рот пухлой ладошкой.

– Давай золотой, – протянул руку Синдбад.

– Штраф обычно получает судья, – нашелся Икрам-бей. – Твой золотой зачтен в счет долга нечестивца Махмуда. Ты свободен!

Синдбад поразился наглости и находчивости судьи, но русская душа требовала отмщения. Пожевав губами и не придумав ничего другого, Синдбад плюнул. Плевок угодил в глаз жадному судье, а молодой человек засунул руки в карманы брюк, развернулся и направился к выходу.

– Это сдача, – бросил он через плечо.

– Ну, погоди, отрыжка шайтана, – прошипел судья, стирая плевок с лица рукавом, и погрозил кулаком. – Я еще с тобой расквитаюсь!

Синдбад вернулся в чайхану злой до невозможности. Горя праведной местью, он взлетел по ступенькам и обшарил глазами пустое помещение. Дверь в кухню была распахнута настежь, внутри никого не было видно. В комнате Махмуда тоже, вроде бы, никого: дверь прикрыта наполовину, но через широкую щель видна большая часть комнатушки, и спрятаться там особо негде.

Из рукомойника тихонько капала вода. Сорвавшись из-под потолка, над головой пронеслась ласточка. Из-за ближайшего топчана вырулил приблудный полосатый кот, заурчал и потерся об ноги Синдбада, выклянчивая подачку.

– Хозяин? – ласково позвал Синдбад, упирая кулаки в бока. – Ты где? Выходи-и.

Тишина. Потом еле слышно скрипнула половица.

Синдбад порывисто обернулся на звук. Скрип явно донесся из комнаты хозяина, где была устроена вторая дверь, ведущая в сад позади дома.

– Я иду, – елейным голоском сказал Синдбад и направился на цыпочках в комнату.

Там что-то загремело, гулко бухнуло, а затем послышалось тихое кряхтение. Видимо, перепуганный чайханщик зацепился больными ногами за что-то металлическое и опрокинул его. Синдбад влетел в комнату Махмуда, с грохотом распахнув дверь, и остановился на пороге.

Чайханщик лежал на полу у самой двери в сад, совершая безуспешные попытки подняться с пола – сильно же ему досталось от палача. Рядом с чайханщиком валялся огромный казан, что раньше был прислонен к стене у самой двери.

– Чего же ты спрятался, хозяин? В прядки хочешь поиграть?

– Ты? Уф-ф, а я уж думал…

Махмуд сел. В его расширенных глазах таился неподдельный ужас.

– Воры? – уточнил Синдбад, медленно приближаясь к чайханщику. – Нет, все гораздо хуже.

Махмуд поспешно отполз в угол комнаты и сжался.

– Хуже? – переспросил он, бледнея.

– Гораздо хуже: злой я!

– Синдбад, дорогой! Ты, верно, шутишь?

– Разумеется, я ведь похож на балаганного шута?

– Нет, нет, – замахал руками Махмуд. – Что ты! Ты все неверно понял.

– Тогда объясни! – потребовал Синдбад, нависая своими двумя метрами над вконец перетрусившим чайханщиком.

– Поверь, все произошло случайно, клянусь Аллахом!

– Что произошло?

– Как… что? – растерялся Махмуд. Лицо его от удивления вытянулось. – Значит, все хорошо?

– Ну разумеется! Если забыть о судье, решившем получить причитающийся ему недостающий золотой с меня. И еще о том, что мне пришлось драться со стражей.

– Синдбадик, дорогой… – еще сильнее побледнел Чайханщик.

– О, я очень дорогой. И тебе это обойдется… – Синдбад задумчиво посмотрел в потолок. – Скажем, в пять золотых. За нанесенный, так сказать, моральный ущерб.

– Мора?.. – судорожно сглотнул Махмуд.

– Вот именно, – покивал Синдбад и рявкнул: – Гони монету!

Махмуд вздрогнул всем телом, закрыл глаза и обмяк. Голова его свесилась на грудь.

– О-о, – протянул расстроено Синдбад. Он наклонился, поднял руку чайханщика и отпустил ее. Рука безвольно упала на пол. – Готов.

Синдбад похлопал Махмуда по щекам, потом прошел к кумгану, набрал в рот воды и прыснул ей в лицо чайханщику. Махмуд завозил руками перед лицом, облизнулся и медленно приоткрыл глаза.

– Будет жить, – констатировал Синдбад.

– Что со мной? – слабым голосом спросил Махмуд.

– Ты решил поспать. А до того хотел расплатиться со мной.

– Я?

– Махмуд, кончай крутить, – вконец разозлился Синдбад. – Или ты платишь мне пять золотых, или… – Он саданул кулаком в ладонь.

– Бей! – подумав, сказал Махмуд и сильно зажмурил глаза, приготовившись к очередной экзекуции.

Синдбад постоял над жадным чайханщиком, сплюнул на пол, махнул рукой и вышел из комнаты.

Он опять остался без работы и без крыши над головой. В его кармане – всего один золотой, на который можно протянуть от силы пару недель, если не сильно шиковать, и за столь малый срок необходимо найти новую работу. В крайнем случае можно продать саблю, но с ней Синдбаду расставаться вовсе не хотелось.

Выйдя на улицу, Синдбад засунул руки в карманы, зло пнул камешек, подвернувшийся под ногу и пошел вдоль пристани. У одного из причалов плечистые грузчики с красными потными лицами, пыхтя от натуги, разгружали только что прибывший корабль. Таскать бочки и ящики, надрываясь и обливаясь потом, Синдбаду совершенно не хотелось. И даже смотреть на то, как их таскают другие. Поэтому он свернул на тихую узкую улочку и направился по ней вверх, к центру города.

Размышляя о своей горькой судьбе, Синдбад все брел и брел, не разбирая дороги. Мимо проходили люди, спешащие по своим делам, туда-сюда носились шумные ватаги детворы. Кто-то выплеснул под ноги Синдбаду мыльную воду прямо из окна, но он ничего не заметил и прошел дальше. Остановился Синдбад, лишь упершись лбом в высокую стену.