Ксения Перова - Обезглавленное древо. Книга третья. Тайны ратоборца

За ночь головная боль прошла, шишка слегка спала, и Сильван без труда замаскировал ранку с помощью притираний и пудры. Отцу на глаза лучше не попадаться, но если выбирать между его нотациями и скандалом, который закатит мама, первое явно предпочтительнее. Госпожа Матье любую пустяковую царапину воспринимала как прямую угрозу жизни.

Сильван решил провести время, оставшееся до поединка, на тренировочной площадке. Вчерашняя тревога почти улеглась, но крохотный червячок сомнения продолжал копошиться в душе.

На улице Сильван с наслаждением подставил лицо тусклому осеннему солнцу. В воздухе остро пахло морозом и снегом, который уже совсем скоро заметет улицы. Люди кутались в плащи и меховые жакеты, кое-где на перекрестках горели Костры Бедняков. Их жгли в специальных жаровнях всю зиму для несчастных, не имевших собственного крова.

У каждого костра толпилось по несколько человек. Они кутались в лохмотья и унылыми голосами клянчили подаяние. Некоторые горожане останавливались и протягивали им осколки пласта, завалявшиеся в карманах.

Сильван, проходя мимо, спрятал руки под плащ и скользнул по попрошайкам презрительным взглядом. Надо быть полным неудачником, чтобы докатиться до Костра Бедняков!

Внезапно Роберт, который нес шлем и защитные перчатки Сильвана, шагнул в сторону и протянул одному из нищих два пласта. Тот поспешно согнулся в поклоне.

– Всемогущий благословит вас, добрый господин!

– Робби, ты что?! – возмутился Сильван. – Зачем ты даешь им пласт?

– Чтобы они купили еды.

– Пусть идут работать! Бездельники, забери их Темный! Их надо не подкармливать, а Свершителю сдать, пусть всыплет им как следует!

– Не все из них могут работать.

– Тогда пусть подыхают! – фыркнул Сильван. Беспокойство, маячившее где-то на заднем плане сознания, раздражало, как ранка на языке. – Жалкие твари! Лично я скорее украл бы или убил, чем протянул руку за пластом! Мерзость какая!

Роберт промолчал, но когда они уже подходили к тренировочной площадке, негромко произнес:

– Любой из нас может оказаться на их месте. Бывают обстоятельства…

– Что? Какие еще обстоятельства? – насмешливо произнес Сильван. – Напомни, я или ты вчера головой-то треснулся? А то послушать тебя, прямо и не знаешь…

Они вошли на площадку, и разговор оборвался.

Сильван слегка размялся – не хотел устать перед поединком. Быстрота реакции зависела скорее от того, насколько хорошо он отдохнул и выспался, тренированность мышц особой роли не играла. Он сделал несколько выпадов и уселся на одну из деревянных скамеек, окружавших площадку.

Сильвану нравилось находиться здесь. Нравился желтый песок, покрывавший площадку, крик и галдеж, ругательства ратоборцев, захваченных азартом поединка.

Роберт обучал искусству боя на мечах и его, и Дарси, но прежде Сильван всегда чувствовал себя здесь лишним. И посматривали на него косо. Ещё бы – сын знаменитого Карела Матье вырос Темный знает во что, недоразумение какое-то. Зачем приходит на площадку день за днем и машет мечом, как одержимый? Один хороший удар – полетит кубарем, как подстреленный заяц. Шел бы лучше домой, сочинять стишки или матери помогать по хозяйству.

После первых побед Сильвана в Круге всё резко переменилось. Он побеждал, невзирая на свою физическую немощь, и его зауважали ещё больше. Но длилось это недолго – один за другим ратоборцы отворачивались от него. В их сплоченной касте царило негласное правило – всё, что происходит в Круге, там и остается. Даже если один боец наносил другому серьёзную рану, это никак не сказывалось на их дружбе и отношениях в обычной жизни.

Однако для Сильвана ратоборцы с удивительным единодушием сделали исключение. Меч его редко достигал цели, а вот слова – всегда, и душевные раны залечить гораздо сложнее. Ни один из тех, с кем он встречался в Круге, не желал иметь с Сильваном ничего общего.

Несмотря на тотальное игнорирование, Сильван отлично чувствовал себя на площадке и не стеснялся приходить сюда. Пусть делают что хотят, он полноправный ратоборец, и это наполняло душу невыразимым счастьем. Он всё-таки смог, оправдал надежды отца. Он чего-то стоит. За это можно заплатить любую цену.

При этой мысли Сильван улыбнулся и решительно встал.

– Ну что, Робби, идем? Наверняка все уже нас заждались.

Толпа сомкнулась вокруг, едва они с Робертом ступили на площадь. Сильвана совсем бы затискали, если бы не героические усилия Роберта и стражи, охранявшей Круг Правды.

Сильван хохотал, пожимал руки и отпускал шутки направо и налево. Находиться в центре внимания было нелегко, но он привык и относился к этому, как к неизбежному злу, вроде своего кричащего наряда. Снял куртку и перевязь, бросил их Роберту и с мечом в одной руке и кинжалом в другой смело вступил в Круг.

Его противник уже стоял там – невысокий, широкоплечий человек, в кожаном шлеме и нагруднике.

Толпа яростно скандировала. Народу собралось необычно много, и какое-то напряжение витало в воздухе. Сильван хорошо чувствовал такие вещи – то ли из-за Дара, то ли просто в силу опыта.

Наконец в центр Круга вышел наблюдатель, и крики слегка поутихли.

– Сегодня мы обращаемся к высшей справедливости, – произнес он традиционную формулу приветствия, – Артур Маккью, встаньте!

На трибуне у противоположного конца Круга возникло какое-то движение. Сильван рассеянно подбросил кинжал и поймал. По толпе прошел радостный шепоток. Наблюдатель нахмурился, но тем не менее продолжил:

– Вы обвиняетесь в… – Наблюдатель запнулся, и Сильван удивленно поднял глаза. – Обвиняетесь в убийстве Арин Норд, жены находящегося здесь Питера Норда, а также его детей – Софии, пятнадцати лет, Ирен, десяти лет, и Дэвида… трех лет.

Последние его слова потонули в возмущенных воплях. Отовсюду неслись крики и проклятия, толпа разбушевалась, кольцо стражей едва её сдерживало.

Сильван вдруг почувствовал легкое головокружение; душа как будто приподнялась на цыпочках и испуганно замерла. Он поднял глаза и впервые по-настоящему взглянул на обвиняемого. Это был неприметный молодой человек, с неприятно бегавшими глазами. Его взгляд не мог задержаться ни на чем надолго. Казалось, он не очень-то понимал, где находится, потому что всё время порывался уйти – его удерживали на месте двое стражей.

Сильван обернулся и посмотрел на трибуну за своей спиной.

Человек, назвавший себя – и являвшийся на самом деле – Питом, сидел неподвижно, уронив руки между колен. Голова его почти лежала на груди, пряди темных волос скрывали лицо.

Мужчина потерял всю свою семью и имел полное право на некоторые странности. Но тревога не отпускала Сильвана, и он почему-то не испытывал того сочувствия к Питу, которым явно были преисполнены все вокруг.