Виктория Козерог - Мы все умрем вчера

Аннета Лус легко читала такие цифрограммы. Они назывались просто: ЦИП (цифровая письменность), а в шутку, по-народному – ЦЫПА.

«Я на работе, еда на кухне, целую, Амадео», – прочитала она.

«Что за новости! Мне же надо на работу! Сколько времени?» Девушка подбежала к входной двери – та была закрыта на ключ. Подбежала к окну и высунулась из него – у нее закружилась голова: сороковой этаж.

– Что же делать? Что же делать? Амадео, немедленно выпусти меня из квартиры! Я опаздываю на работу! – закричала она.

В комнате появилась проекция итальянца:

– Дэвушки не должны работать, у меня хватит денег на нас двоих и еще на наших детей и внуков!

– Что за шутки? Приказываю выпустить меня отсюда! – И пленница сердито топнула ногой.

– Хорошо! Возьми запасной ключ в столике, который стоит в прихожей, иди и попрощайся со своей работой.

Девушка появилась на работе с опозданием на сорок минут. К ней тут же подошел Ямайка.

– Дорогая, я уже успел за эти сорок минут соскучиться по тебе. Где ты была? Ну и вид у тебя! Тебя что, постирали в стиральной машинке, а встреча с катком была неудачной?

– Ян, мне не до шуток! И вообще, отстань от меня! Тебя все равно скоро уволят! И кому ты такой безработный будешь нужен? – Перевозбужденная девушка продолжала что-то кричать. Остолбеневший юноша тихо спросил ее:

– Как? Меня хотят уволить? Я ничего такого не сделал, чтобы меня уволили!

– Ах, Ян! Не волнуйся, что-нибудь придумаем! Может, тебя и не уволят, а кого-то другого, кто попадет в эти семьдесят процентов.

– Семьдесят процентов? – присвистнул Ямайка. – Это слишком много! Пострадают семьдесят процентов людей, которые окажутся на улице, где бушует к тому же чума! Это верная смерть! Это неслыханно! Семьдесят процентов! Не будет этого! Не позволю!

– Ямайка, иди работать. Ну что ты можешь сделать?

Тут как из-под земли вырос Михаил Сергеевич в своем неизменном строгом костюме и набросился на Ямайку.

– Иди работай, тебе же сказали. Но завтра тебя уже здесь не будет! Ты мне давно не нравишься! Аннета Юрьевна, подготовьте документы на увольнение Мякишева. Чего стоишь как вкопанная, ты что, не слышала, что я сказал? – заорал он.

Аннета по-прежнему продолжала стоять, а глаза ее стали сверкать от гнева. Директор опешил от неожиданности, но быстро взял себя в руки и продолжил:

– Я тебе что сказал, курица безмозглая, быстро… – Но тут он почувствовал мощный удар в челюсть крепким кулаком. В глазах потемнело, но мужчина не упал. Он встряхнул головой, потрогал челюсть, на месте ли она, посмотрел на ребят и быстрым шагом пошел к себе в кабинет.

Через пятнадцать минут Ямайка уже летел в полицейской машине в ближайшее отделение полиции. «Обезьянник» был переполнен людьми, и никому не приходило в голову, что при таком большом скоплении людей инфекция будет быстро распространяться. За решеткой орал песни мужчина бомжеватого вида, девушки легкого поведения сидели отдельно и лукаво посматривали на молоденького дневального. Они о чем-то тихо перешептывались, но никому не приходило в голову, что девицы готовят побег.

Была здесь и бабушка, которая производила странные движения руками, как будто бы отмахивалась от кого-то невидимого. За что ее сюда затолкнули, никто не знал, наверное, за бродяжничество. Ямайка сел на лавку и стал хмуро смотреть на этих странных людей, которые только что стали соседями по камере и по несчастью. Через час его повели на допрос. Красивый лейтенант средних лет молча указал на стул, куда Ян и сел.

– Ваши фамилия, имя, отчество? – сухо спросил следователь.

– Мякишев Ян Васильевич.

– Год рождения?

– 2058 год.

– Где работаете?

– Меня только что уволили с шоколадной фабрики.

– Семейное положение?

– Холост.

– Дети есть?

– Нет.

– На вас поступило заявление от господина Михаила Сергеевича Голубева. Он обвиняет вас в разбойном нападении и нанесении ему телесных повреждений.

– Он оскорбил мою девушку.

– Но права распускать руки вам никто не давал.

– Знаю, простите, не сдержался.

– Вы прощения будете просить не у меня лично, а у Голубева. Вы подтверждаете, что имело место то, о чем написал в заявлении вышеуказанный господин?

– Без адвоката ничего подписывать не буду!

– Как вы смеете! – закричал следователь. – Тут и так все понятно, и доказать обратное вы уже не сможете, и адвокат вам ничем уже не поможет.

– Смею, смею, я безработный! Куда я сейчас пойду? На что я буду жить, а здесь хоть и плохо, но кормить будете.

– Не дерзите, наше учреждение – это не приют для бездомных и безработных!

– Вот и договорились! Когда меня отпустите?

– Уведите в камеру предварительного заключения, – кивнул следователь охраннику.

В коридоре стоял шум и крики: «Сбежали, сбежали!»

Ян улыбнулся – он представил себе дневального, прикованного наручниками к решетке камеры «обезьянника», который умолял безумную бабку взять запасной ключ в столе и снять с него наручники. Но бабулька не обращала на него никакого внимания и отгоняла невидимых мух: «Пошли вон! Пошли вон!»

Ямайке стало смешно и весело, его больше не волновала его дальнейшая судьба. Он знал, что все в его руках.

Вот это кино! Аннета стояла в кабинете начальника и медленно снимала с себя белую блузку, затем юбочку.

Михаил Сергеевич внимательно наблюдал за происходящим. Его выражение лица было спокойным, и только оттягивание рукой воротничка рубашки, как будто его сдавила удавка, выдавало его нервное состояние.

Девушка сняла черные лакированные туфли и теперь стояла босиком в чулочках с красными бантиками-подвязками. Руками она прикрывала обнаженную грудь. Мужчина подошел к ней и стал страстно ее целовать. Но вдруг его щека загорелась от боли, а в ушах засвистело от резкого шлепка.

И тут он понял, что получил оплеуху. Девушка выскользнула из его рук и исчезла. В недоумении он еще несколько минут не понимал, что произошло, как вдруг увидел висящие в воздухе буквы: «У тебя два варианта: первый – я показываю это кино твоей жене, второй – я отдаю тебе видеосъемку, а ты забираешь из полиции заявление на Мякишева». И подпись: «Фантомас».

– Вот мошенница! Ладно, пусть будет по-твоему, – вслух пробормотал он, – но если Мякишев еще хоть раз… – И, не договорив, стремительно вышел из кабинета.

В камере предварительного заключения было душно. Несколько человек резались в карты, кто-то рассказывал свою историю, как он сюда попал, кто-то просто спал на шконке. Ямайка с всклокоченными волосами сидел на табуретке и тупо смотрел в угол камеры. Вдруг он протяжно запел: