Джеймс Кервуд - Северный цветок

Вся кровь отхлынула с лица Жанны. Ее нежные губки сжались в неприятную гримасу. Она сделала незаметное, но быстрое движение, сбросила с плеч медвежью шкуру и со сверкающими глазами подалась вперед. Несколько слов, произнесенных Филиппом, превратили ее из ребёнка, которым она рисовалась ему, во взрослую женщину, горящую негодованием и мощной страстью. Она высоко и гордо подняла голову, и ее ноздри раздулись.

— Это была неприятная ошибка! — сказала она почти бесстрастным голосом, так как успела уже овладеть своим волнением. — Вы слышите, мсье Филипп, что я говорю вам: это была ошибка! Мне показалось, что я знаю ее, но оказалось, что я жестоко ошиблась! И вы должны раз и навсегда забыть про это!

Ее голос слегка дрожал, и только в этом выразилось ее возмущение.

— О, я самое грубое животное на свете! — покаянно произнес Филипп, возненавидев самого себя. — Другого такого идиота, как я, вы во всем свете не найдете! Уверяю вас, что ничего дурного я не хотел сказать…

— Но вы и не сказали ничего дурного! — перебила она, заметив жалкое выражение его лица. — Вы просто отметили мою ошибку, и я убедительно прошу вас навсегда забыть про эту сцену! Я лично очень хотела бы, чтобы вы сохранили обо мне воспоминание, как о женщине, способной вступиться за жизнь человека, который спас ее! Я имею в виду ту же сцену у костра!

Она уже улыбалась, хотя грудь ее продолжала нервно подниматься и опускаться, а на лице все еще горел яркий румянец.

— Вы обещаете мне? — настаивала она.

— Я обещаю вам сохранить этот образ до самой моей смерти! — торжественно произнес он.

Она достала со дна лодки второе весло.

— Я на вас зла, мсье Филипп! — сказала она. — За все время, что я нахожусь с вами, я ровно ничего не лелею! — Она повернулась к нему спиной и энергично принялась за дело. — Пьер всегда заставлял меня грести. Мне просто стыдно становится, когда я подумаю, что вы работали всю ночь почти без передышки.

— И, тем не менее, я чувствую себя так, точно я отдыхал целую неделю! — воскликнул он, жадно глядя на тоненькую фигуру, которая плавно клонилась то вперед, то назад и ритмично работала веслом.

В продолжение целого часа они быстро продвигались вперед и почти все время молчали. Лишь редкие слова нарушали тишину, объявшую реку.

Глядя на девушку, Филипп вдруг поймал себя на мысли: •каким образом она может быть сестрой Пьера? Он не находил в ней ни единого признака французской расы. Точно так же ее нельзя было причислить к метисам. У нее были очень тонкие и нежные волосы, завивавшиеся от природы над ушами и на затылке. Цвет ее кожи был так нежен, что его абсолютно не с чем было сравнить. Для того, чтобы легче и свободнее работать, она закатила рукава и открыла белоснежные и крепкие руки, на которых кое-где блестели брызги воды. Филипп все еще думал о ее родстве с Пьером, когда она глянула на него, и он, увидел, что все небо и все солнце отразилось в ее глазах. Он сам не знал почему, но готов был поклясться всем святым для него, что ни единой капли крови Пьера нет в ее жилах.

— Мы подходим к первым порогам, мсье Филипп! — сказала она. — Они начинаются как раз за этой уродливой скалистой горой, которая высится сейчас перед нами. Пожалуй, с четверть мили нам придется волочить лодку. Тут столько камней, и вода бежит так стремительно, что мы с Пьером неоднократно рисковали жизнью.

Это была самая длинная фраза за последний час. Филипп сложил весла, вытянулся и зевнул так, точно он только что проснулся.

— Бедный мальчик! — произнесла Жанна.

Его поразили эти два слова, и ему на один миг показалось, что их могла произнести только Айлин Брокау. Вся разница была лишь в том, что вместо искусственных интонаций культурной девушки в них звучала искренность дочери Пустыни. Она прибавила с подкупающим сочувствием в голосе:

— Представляю себе, мсье Филипп, до чего вы устали! Будь здесь не вы, а Пьер, я настояла бы на том, чтобы мы провели пару часов на берегу, и чтобы вы отдохнули. Пьер всегда слушается меня, когда мы вместе путешествуем. Он называет меня своим капитаном. Не угодно ли повиноваться мне и внимать моим приказаниям?

— Угодно, но лишь при том условии, что вы разрешите мне называть вас моим капитаном! В этом отношении я хочу уподобиться Пьеру. Это относится к будущему времени. Теперь же мне надо оговориться. Я вполне подчиняюсь вам, начиная с завтрашнего дня, но сегодня мы должны продолжать путь. Ночью я буду спать, — спать, как убитый. Так вот, мой капитан, — добавил он с ясной улыбкой, — вы разрешите мне работать сегодня весь день?

Жанна направила лодку носом к берегу, а сама повернулась к Филиппу.

— Вы совершенно не жалеете меня! — возразила она. — Пьер относится ко мне гораздо внимательнее. Если бы я его попросила, он удил бы рыбу весь сегодняшний день в этом очаровательном маленьком ерике, который переполнен форелью.

Ее слова, ее новая манера обращения с ним были каким-то откровением для Филиппа. Жанна была очаровательна. Он рассмеялся в ответ, и сам заметил, что в утреннем воздухе его голос звучит, как у мальчика. Жанна заявила, что не видит никакой причины для смеха, продолжая править к берегу. Пристав, она выскочила на сушу без помощи Филиппа. Но тотчас же, смеясь и крича, она подвернула ногу и упала. В ближайший же миг Филипп был возле нее.

— Вы не имели ни малейшего права делать это! — выговорил он ей. — Я ваш доктор и настаиваю на том, что ваша нога далеко еще не поправилась.

— Но вы ошибаетесь! — закричала Жанна, и он увидел в ее глазах не муку, а радость. — Все дело в повязке! Я чувствую себя, точно китаянка-дебютантка. Ух, с каким удовольствием я сейчас расшнурую эту пакость!

— А вы, что, и в Китае изволили побывать? — с полуусмешкой, словно про себя, спросил Филипп.

— Я знаю, что там проживает великое множество желтолицых девушек, и что они точно так же шнуруют свои туфельки! — ответила Жанна, развязывая мокасины. — Мы с моим наставником как раз закончили увеселительную прогулку вдоль Великой Китайской Стены. Мы добрались бы до самого Пекина, но я немного боялась этого.

Филипп выразил свое недовольстве ворчанием, но, не сказав ни слова, пошел к лодке. Он не видел, как очаровательные, алые губы девушки послали ему вслед веселую гримаску. Когда он несколько разгрузил лодку и вернулся, Жанна, слегка прихрамывая, расхаживала взад и вперед по берегу.

— Все обстоит вполне благополучно! — ответила она на его немой вопрос. — Я не чувствую никакой боли, но у меня спит нога. Не будете ли вы так добры передать мне вон тот узелок! Пока вы будете возиться с лодкой, я успею закончить мой туалет.

Через полчаса Филипп успел перенести лодку к первым порогам. Его собственные туалетные принадлежности остались в хижине, где в настоящее время должен был находиться Грегсон, но он помылся в реке и пальцами причесал волосы. Вернувшись, он не узнал Жанны. Ее прекрасные волосы были сложены в сияющий, аккуратнейший жгут. Она переменила свою изорванную юбку на другую из отличной желтой кожи и надела на шею ожерелье из малиновых камней, которые еще прекраснее оттеняли цвет ее Кожи.