Василий Щепетнев - Первое дело Еремея

Наконец, он оказался перед панно, красивой картиной из самоцветных камней. Как не спешил, а остановился. Изображала картина сцену из древней жизни: огромный город, высокие дома, фонтаны, заполненные людьми улицы, а вдали, над городом, в полнеба призрачный бледный зверь. Конь. Зверя узнал не Еремей, а тот, кем он был во сне.

Он шагнул к картине. Ближе. Ещё ближе. И вот он вошёл в неё. Не в картину – в стену. Его окружила багровая мгла – так бывает, если ясном днём крепко зажмурить глаза. Но он не зажмурился. Просто шёл. Сделал всего несколько шагов – и оказался в просторном зале. Такого зала, пожалуй, нет и в Монастыре: потолок виднелся в выси, расписанный бородатыми ликами, и свет струился сверху, придавая всему ощущение полёта. Стены же в золотых орнаментах – спирали, кольца переплетались в причудливый узор. И пол, мраморный пол казался прозрачным льдом, под которым открывались озёрные или морские глубины – невиданные рыбы, подводные растения, затонувшие корабли. Ощущение было настолько пронзительным, что на мгновение он – именно он, Еремей, – испугался, что пол провалится, и он уйдёт под лёд. Он – тот, что в зале почувствовал испуг и успокоил, мол, пустое. Крепкий пол, крепче не бывает А море – морок. Он, тот, что спал, принял на веру. Прошёлся по залу. Приходящий вовремя иногда приходит слишком рано. В углу увидел шар-глобус. У Настоятеля похожий, только поменьше. Начал крутить. А очертания земли иное, чем на глобусе Настоятеля. Наклонился, пригляделся. Искусной работы глобус. Интересно, где он, Но-Ом? С трудом он отыскал знакомые очертания материка. Вот здесь, получается, внутреннее море? Немаленькое, однако. А нет, это совсем другой материк. Обошёл, посмотрел с другой стороны. Тот, кто в зале, указал – вот она, Камляска. Он стал прикидывать. Но-Ом, получается, здесь? Нет, здесь! И под его взглядом участок на глобусе стал стремительно расти. Не на самом деле, он понимал. В мыслях. Мыслевидение.

Сначала появилось пятнышко посреди тайга, озеро Сайрина, вдали – Юкка, затем пятнышко распалось на несколько сегментов. Бараки, Зал Собраний. Церковь, даже домик, в котором он сейчас спит. Занятная штука.

– Любуетесь видами? – голос за спиною нельзя сказать, чтобы неприятный. Глубокий, сочный, выразительный. Но у Еремея – того, что спал, – по коже мурашки пробежали. Тот, кто в зале, на сей раз успокаивать не стал.

– Больше, чем любуюсь, комиссар. Пытаюсь представить, каково это – быть там, наверху.

– Ну, это-то не трудно. Как-нибудь поднимитесь, почувствуете воочию – ветер, дождь, снег, солнце. К ним можно привыкнуть.

– Как-нибудь поднимусь, – согласился тот-кто-в-зале и обернулся.

Перед ним стояли трое – коренастые, крепкие, наголо бритые люди, одетые в свободное платье, он – тот-кто-спал – видел подобное одеяние на гравюрах в священных книгах. Хламиды, вот, это хламиды. Белые, ослепительно чистые. А лица, руки и ноги загорелые, как у богатырей, проводящих под открытым небом большую часть жизни. Ноги, правда, видны частью: обуты в туфли красного сафьяна без задников и с закрученными острыми носами.

– Вы хотели нам что-то сообщить? – спросил Звучный Голос. Чем-то он неуловимо напоминал Настоятеля. Возможно, тем, что в каждом звуке, в каждом движении чувствовались сила и власть.

– Да. Триумвират должен одобрить или отвергнуть новый план нашей группы.

– К чему такая спешка?

– Без одобрения Триумвирата мы не можем перейти к активизации нового объекта.

– А вы – ваша группа – считаете, что пришло время активных действий?

– Да, Комиссар. Мы считаем, что оно не только пришло. Мы считаем, что время активных действий истекает, и если мы его потеряем, то впредь нам будет уготовлена роль даже не наблюдателей. Увы, и это время проходит. Нас будет ждать роль зайцев, беспомощно взирающих на цунами. Смоет всех, да и дело с концом.

– Однако, и образы же у вас, друг мой. Зайцы, смотрящие на приближающуюся волну… Картина Хо-Кусая. Где они, зайцы? Фигура речи и больше ничего.

– Фигура речи, Комиссар. Согласен. Я только боюсь, что и мы сами запросто можем стать такой же фигурой речи.

– Не преувеличивайте, друг мой, не преувеличивайте, – Звучный Голос подошёл к креслу, но садиться не стал. Не сели и его спутника. Оставался стоять и он, тот-кто-в-зале. Хорошо хоть, что тот-кто-спит лежит. А то какой же отдых, всё на ногах да на ногах.

Звучный голос продолжил:

– Мне кажется, друг мой, что вы все-таки излишне эмоциональны. Вмешательства в чужие дела зачастую приводят к результатам прямо противоположным ожидаемым. Собственно, Смерть пришла на землю именно из-за неуёмного желания сделать всех счастливыми. Не лучше ли оставить все, как есть, пусть дела идут своим чередом?

– Я бы не настаивал, Комиссар, если бы они действительно шли своим чередом. Шли бы и шли… куда подальше. Проблема в том, что скит Но-Ом отнюдь не представлен сам себе. В его дела вмешиваются, и вмешиваются очень активно. Положим, нам нет дела до поселения. Положим, нам нет дела даже до Рутении. Но где граница? Есть ли нам дело хоть до чего-нибудь? До себя самих?

– Уж будьте уверены, – ответил Звучный Голос. – Себя, любимых, в обиду не дадим.

– Потому и не стоит ждать, покуда война начнется на нашей территории. Нужно помочь союзнику.

– С каких это пор Рутения – наш союзник?

– Наш союзник, комиссар, не Рутения, даже не Хомо Сапиенс. Наш союзник, мне кажется, всякий, кто живёт сам и даёт жить другим. А тот, кто пытается захватить контроль над копями Но-Ома отнюдь не желает, чтобы жили другие. Он и себя-то не любит. Видно, слишком хорошо знает.

– Позвольте, друг мой, напомнить вам старую притчу. Шла обезьяна по дороге и несла полную пригоршню гороха. Потеряла горошину, стала подбирать. Подбирая, потеряла десять. Опять стала подбирать. Подбирая, потеряла всё. Мы уже вмешивались в дела живущих на поверхности. Теперь, согласитесь, вы предлагаете нам исправлять порождения предыдущего вмешательства, не так ли?

– Так, – вынужденно признал тот-кто-в-зале. А тот-кто-спит подумал, что давно не видел столь связных и одновременно столь бестолковых снов.

– Первую попытку ваша группа провалила. Священник мёртв. В скиту если и не паника, то нечто к ней близкое.

– Именно поэтому…

– Именно поэтому нужно думать, прежде чем действовать – перебил того-кто-в-зале Звучный Голос. Перебил, как имеющий право. Но тот-кто-в-зале не сдавался.

– Ошибка заключалась в том, что был неверно выбран объект. Священник, кстати, его звали отец Колыван, оказался слишком убеждённым человеком. И слишком, если можно так сказать, сложившимся. Зрелым. Его ментальная сила обрушилась на него самого. Поломать все представления о мире для него значило поломать себя. Вот и случилось то, что случилось. Мы выбрали самого развитого человека в скиту – и ошиблись. Наш новый объект – молоденький парнишка. Разум его не зашорен, душа открыта. Ментальная же сила слаба, и мы сможем следить за каждым его шагом, а он не будет и подозревать об этом. В его слабости есть свои преимущества. В то же время он – священник, и к его голосу будут прислушиваться.