Женя Овчаренко - Небо и Твердь. Новая кровь. Часть 1

Поглядев какое-то время на тяжёлую деревянную дверь, ручка которой оберегом в виде головы таёжной рыси скалилась наружу, Сарер решил не тянуть время и открыл её.

Комната встретила его тишиной и прохладой. Небольшая длинная кровать, маленький столик, у стены справа от двери – огромный шкаф из чёрного дуба только с двумя дверцами, слева от двери – изразцовая печурка, от которой слабо тянуло теплом. Не раздеваясь, прямо как был – в нарядном костюме, Сарер залез под толстое одеяло и лёг на спину. Совсем близко завыл пёс, и мальчик невольно вздрогнул, бросив взгляд на окно. Пёс выл на улице, потом залаял, потом затих. Шум пира доносился издалека как сквозь мягкую гигантскую подстилку, которая разделяла эту комнату и весь остальной мир.

– Я пришёл, – прошептал мальчик. – Ты тоже тут, тварь?

Ничто ему не ответило.

Он засунул руку под подушку и сжал пальцами корешок сокрытой там от посторонних глаз книги.

– Небо, будь к нам милосердно, – проговорил Сарер и накрылся одеялом с головой. Он знал, что эта фраза не спасёт его, потому что она никогда не спасала.

Подушка медленно нагревалась. Мальчик не видел в темноте под одеялом, но он знал, что на его подушке изображён сосновый лес – частокол стволов и косые солнечные лучи. Несмотря на всё, картина эта всегда грела ему душу. Странно, ведь, наверное, он должен был ненавидеть её. Одной рукой вцепившись в книжку, другой – медленно поглаживая старую жестковатую подушку, он засыпал с обречённостью в сердце, как засыпает человек, знающий, что завтра утром его ждёт казнь.

Только она ждала не утром.

Прошло около получаса. Холодок змеился у ножек кровати, откуда-то проникнув. Сквозь усталость, дрёму и равнодушное принятие собственной судьбы мальчик почувствовал сначала ногами, затем – поясницей, спиной, шеей и, наконец, головой эту прохладу. Ни одеяло, ни подушка, ни священная книга Неба и Тверди не остановила её, не могла задержать ни на миг прибытие змея. А кафтан – задержал. Сарер провалился в сон, наполовину осознавая это, и с облегчением обнаруживал, что голоса не звучат в его голове, никто не зовёт его чужим именем, в благословенной тьме зеркального мира не горят из мрака чьи-то зелёные узкие глаза. Отвернувшись от своих чувств, от себя самого и от чужого холода, он, как выгибающийся перед игрой кот, извернулся клубочком в дальнем уголке собственного сознания и все силы направил на то, чтобы забыться, забыть всё на Свете и – заснуть. Чтобы следующий день настал поскорее.

…

Он открыл глаза и сел на кровати. Это был не следующий день, это была ночь – всё та же ночь. Он знал, что находится во сне, что по-настоящему он сейчас спит, но ни вернуться обратно в неосознанность, ни просто лечь и не двигаться, дожидаясь прибытия рассвета, было невозможно. Он мог только сидеть или встать.

Зато теперь Сарер своими глазами видел холодок, что пробирался в его комнату из окна – бледно-зелёная матовая дымка текла плавно, медленно. Она окутывала его кровать плотным туманом, но глянуть вниз и посмотреть на неё мальчик не мог – только догадывался, что она там есть. Вся остальная комната утопала во тьме. Гигантским усилием Сарер дёрнул руку наверх и схватил сам себя за воротник. Кафтан на месте, он по-прежнему в своей одежде.

Похоже, сейчас это помогает. Время шло, но никто всё не появлялся.

Сарер сидел на кровати, глядя в глубину комнаты, долго-долго. Будь этот мир реальным, то прошло бы два часа. Иногда, уставая, чувствуя, как ослабевает страх, он оглядывался назад, на криво лежащую у изголовья подушку. Бледно-зелёная дымка источала мягкий ядовитый свет, и рисунок на подушке – сосновый лес – можно было разглядеть без проблем. Сарер глядел на него минут пять, вдыхая грудью родное тепло. Он даже почти почувствовал аромат тайги.

Что-то шелестнуло в дальнем углу, у шкафа, и Сарер резко повернул голову в ту сторону.

Шершаво касаясь стены боками, узкое длинное тело появилось между дверью и шкафом и медленно поползло к кровати.

Два огромных ярко-зелёных глаза навыкате смотрели в лицо мальчику без выражения, без ненависти и без злобы. Раздвоенный язык появлялся и исчезал у кончика пасти. Чешуйки на слабом дымчатом свету мерцали тысячью салатовых отблесков. Тело гигантского змея медленно струилось из щели у шкафа, оно, подобно миражу, менялось постоянно – то становилось широким и толстым, и тогда казалось, будто чешуйчатая кожа трещит по швам, то уменьшалось до размеров ужика. Гигантские кольца накладывались друг на друга и перекатывались сами через себя, а голова змея оставалась на одном месте – глаза, почти достигнув кровати, блестели совсем близко, совсем близко.

Сареру захотелось разрыдаться, как маленькому ребёнку. Он знал, что сейчас уже может двигаться, но не имел сил и пошевелиться – от простого отчаяния.

Он же так старался весь день. Он не снимал парадной одежды, потому что знал, что она пугает змея. Он не оставался надолго один в комнате, чтобы не позволить змею заранее забраться в его голову. Он почти заснул на пиру, в кругу людей, где змей бы не тронул его. Почему они встретились снова? Почему каждой ночью повторяется одно и то же – как бы он ни молился, как бы ни просил…

Почему Небеса так равнодушны?

Зелёные глаза не приближались и не отдалялись. Змеиное тело прекратило увеличиваться и теперь беспорядочно клубилось во мраке у шкафа. Тело было ужасающе большим, мысль о том, какую часть комнаты оно занимает, приносила с собой болезненный страх. Сарер старался не смотреть туда, но оторвать взгляда от пронзительной зелени глаз кошмарного своего сна он не мог.

– Как же ты мне надоел! – проскулил мальчик, его голос прозвучал тонко и глухо. – Уходи…

Глаза медленно расширились вниз и вверх, исходящий от них свет опрокинул на одеяло длинные зелёные тени. Тоскливый ужас уколол Сарера куда-то под сердце, он вскрикнул и подскочил, врезавшись спиной в высокую спинку кровати. Змей положил голову, которая тоже вдруг стала высокой, как у барана, на дальний угол одеяла, ножки кровати жалобно скрипнули. Сарер кубарем скатился на пол и, пригибаясь вниз, как бешеный пёс, в два прыжка оказался у окна и распахнул ставни. Зимняя ночь была безмятежна.

Не думая ни секунды, Сарер выскочил из окна, навстречу темноте, морозной ночи и сосновому лесу. Пухлый сугроб смягчил падение, он не ощутил боли, приземлившись в снег клубочком, только холод резанул его по ногам и рукам, как острой сталью. Дрожа и спотыкаясь, он покарабкался в сторону тайги, проваливаясь по колено, совершенно не чувствуя на себе тепла одежды. Слёзы замерзали у уголков его глаз. Он уже прекратил чувствовать ток крови в своих пальцах, когда решил остановиться и посмотреть назад. Мальчик увидел за несколькими десятками аршинов свой родной терем; из окна под крышей, где располагалась его комната, медленно вытекала в снег, – туда, куда он приземлился минуту назад, – длинная тёмная лента, поблескивая зелёными малахитами глаз.