Gram Lee Miller - Потерявшийся (в списках смерти не значится)

…Долгими бессонными ночами он осознавал, что те две погибшие девочки навсегда останутся в его памяти. Это станет его Ношей, которую он должен будет нести всю жизнь – все приносят с войны что-то, и у каждого свой ад. Для Данилы он станет – таким …

В декабре 1995-го года Данила вернулся в свою родную часть. В том же декабре вернулись из Чечни и его друзья – Вадим и Лёха. Встреча состоялась яркой и тёплой… Присоединился к ребятам и старшина Витя. Не верилось, что сидели просто, вот так, и пули не свистели над головой, не верилось, что сегодня никто не уйдет в ночь и, возможно, не вернётся… Были помянуты погибшие друзья: особенно вспоминали командира. Скупые мужские слёзы освятили самогон и жареную картошку…

Данила почти не разговаривал – он долго не мог избавиться от заикания после контузии, но к концу срочной службы ему это почти удалось.

В июне 1996-го года ребят снова набирали на Кавказ. Данилу не взяли, да он и не просился – он хотел вернуться домой. Вадим и Лёха уехали под «крылом» старшины Вити: три товарища снова шли в бой. Данила чувствовал какое-то отчуждение, будто он предатель, но он не мог с собой совладать – он оставался… А ребята уходили. Никто из них не сказал ему ни слова, все помнили его заслуги и контузию, но он чувствовал стыд, а что ещё хуже, так это то, что он впервые ощутил себя ЧУЖИМ, чуждым этим ребятам – своим братьям по оружию. Он не сказал об этом никому, схоронив в себе все чувства, но жизнь разделяла друзей и, наверное, так чувствовал каждый.

Никто из них пока ещё не знал, что больше они никогда не увидятся: Вадим и Витя погибнут при штурме Грозного уже в августе, а Лёха просто потеряется где-то после дембеля – Данила не увидит его и не услышит о нём.

***

В конце августа командир роты принимал рапорт у Данилы о сдаче на «краповый» берет – «погибший» романтик с живой Мечтой хотел во что бы то ни стало отдать последнюю «дань» своему прошедшему детству.

Ранним утром ребята-спецназовцы в количестве девяностоодного человека со всех родов войск стояли на плацу дивизии. Огромного роста полковник – командир спецназа «Витязь» – поздравлял испытуемых с праздником сдачи на «краповый» берет, желал всем удачи, и чтобы каждый из бойцов проявил все свои знания и навыки, полученные за время несения службы в войсках специального назначения.

Данила стоял вместе со всеми, но мысли его были далеко… Лишь когда к мемориалу погибшим воинам один из бойцов понёс цветы, и все бойцы встали на одно колено, он очнулся и сделал то же самое.

После торжественной части ребята построились колонной по семь и побежали двенадцатикилометровый кросс – квалификационные испытания начались.

Он бежал с автоматом, как и все, в бронежилете и каске, но у него не было ощущения правдивости событий – Данила давно заметил за собой, что может отключаться от происходящего с ним. И чем хуже была реальность, тем легче ему было отстраниться от неё: это тело бежало, падало в грязь, ползло и кувыркалось, шло «гусиным» шагом, а душа летела где-то рядом и как бы говорила: «Давай, браток, догоняй!..». Кросс постоянно дополнялся всякими вводными: физическими упражнениями или «засадами», инструктора – «краповики» практически постоянно кидали дымовые шашки и стреляли над головами рябят холостыми патронами. Но Даниле было всё равно… Он мог часами вести долгие разговоры со своей мамой или вспоминать дела давно минувших дней, мусолить слова, которые он говорил, а мог бы сказать другие, более подходящие, или вообще ничего не говорить, будто это ворошение прошлого имело смысл…

В его голове всплыло одно из немногих маминых писем:

«Здравствуй, дорогой сыночек Даник! Письма приходят нерегулярно, судя по датам на конвертах, они блуждают по городам и весям, два месяца, а то и три, но я чувствую, что ты жив, родной… И всё же однажды, среди ночи, сердце так скололо, что не смыкала глаз следующие двое суток, пыталась звонить к тебе в часть, но там постоянно было «занято», будто война идёт под Москвой и раненых везут без перебоя. Выпила всю валериану в нашей аптеке…

И всё же однажды я дозвонилась и, знаешь, паренёк такой услужливый попался, всё мне рассказал, объяснил, что данные к ним приходят регулярно и что потерь в их полку не было…

В нашей деревне все говорят, что я дура, что тебя отпустила в Армию. Война идёт и бабы сыновей своих под подолом держат до последнего. Тут Сашка Ачкас пришёл оттуда, сын Тети Вали, помнишь? Так он мне сказал, что по телевизору не показывают и 20% процентов правды, что вроде бы страшнее всё…

Болит моя душа, сын, но я верю в твое благоразумие, честность и мужественность. Раз ты не побоялся премудростей судьбы – Ты настоящий мужчина… Ведь кто-то же должен защищать нас – баб русских? Если все попрячутся, то кто тогда останется? Ты да Я, да Мы с Тобой?.. Это в корне неправильно, по-моему.

Я молюсь за тебя деве Марии каждую ночь, а по воскресеньям хожу в церковь и ставлю свечу Николаю Чудотворцу, и я чувствую, что меня слышат… где-то ТАМ…

Возвращайся домой, сынок. Я жду тебя. Только не оставайся там на контракт, прошу… Вернись живым и здоровым, ведь времена такие смутные настали – хватит с нас и двух лет этого ада. Я не переживу повторения. У тебя другая жизнь, тебе надо учиться, но, главное – возвращайся домой. Я люблю тебя! Мама…»

«Данные к ним приходят регулярно и потерь в их полку не было…», – подумал Данил. Какая праведная ложь… Интересно, кто это был? Пожал бы руку этому парню…

Тем временем кросс закончился и пришло время произвести выстрел в воздух – у кого затвор был забит песком или грязью выбывали до следующего года. Данила смог выстрелить – его затвор был грязен в пределах разумного…

Затем была высотная подготовка, где он тоже всё сделал по времени и правильно: надо было спуститься с третьего этажа на тросе, на втором поразить цель из автомата, а на первом закинуть учебную гранату, отцепиться и добежать до исходной позиции.

После учебной стрельбы из разных положений, настал финальный «аккорд» сдачи на берет – двенадцатиминутный спарринг с четырьмя свежими инструкторами, по очереди и без перерыва. Испытание проходило на лесной опушке на траве.

Данила очень устал, но не столько физически, сколько морально: он терпеть не мог людские сборища, терпеть не мог, когда раз за разом надо было что-то делать, показывая по максимуму хорошие результаты. Одним словом, моральное напряжение давало о себе знать и сил оставалось немного.

Первые девять минут боя он отстоял довольно легко, резво отвечая на удары и даже нападая, но, когда инструктор дал сигнал, что пошли последние три минуты, Данила резко устал: руки стали опускаться, поджилки затряслись. «Краповики» не так били, чтобы убить или «вырубить», но даже «щадящие» удары после прошедших испытаний, казались увесистыми. Данила дважды падал, но поднимался и шёл в атаку.