Gram Lee Miller - Потерявшийся (в списках смерти не значится)

За несколько дней до отъезда, Данила получил письмо от Алексея. В письме тот сообщал, что Вадима нет в живых и что погиб он ещё в августе.

«Какого хера ты молчал всё это время?!» – только и хотел ответить Данила, но так и не написал ответ.

В день, когда он получил это письмо, он просидел у окна всё утро, и обед и ужин, думая о своем друге.

Он и сейчас думал , но не конкретно о Вадиме, который, оказывается, давно «дома» и гниёт в родной земле, а вообще о жизни в целом: «Вот так оно и получается… Кто ничего не хотел, ни о чём не мечтал, ценой своей жизни выполнил приказ и погиб. А я? Вдоволь нахлебавшийся этого дерьма, выехавший на чужих костях, просто – гандон, – несусь домой чуть живой, но… Живой!..».

На какое-то время Данила почувствовал себя ничтожеством, но чем больше проходило времени, тем сильнее жизнь брала своё и на следующий день он чувствовал себя уже намного лучше. «На самом деле никому ни до кого нет дела», – заключил Данил и до конца пути впал в «анабиоз», стараясь ни о чём не думать… в серьёз.

Через сутки с небольшим он вышел на барнаульском ж/д вокзале. Уже было глубоко после обеда, вечерело, но Данила всё-таки успел купить билет на последний автобус до своей деревни в этот день.

Набрав в ближайшем «комке» бутылочного пива, он залез практически в пустой автобус, но всё равно ушёл на самые задние сиденья подальше от водителя и прочих и, выехав из города на свободную и прямую трассу, с наслаждением открыл первую бутылку: «Больше никаких самолетов, вертолётов и тысяч километров. Я дома . Теперь, я и пешком дойду если что, – Данила улыбнулся сам себе. – Два часа – и я приеду…».

Выйдя на своем родном вокзале, он, что было силы, набрал по максимуму воздуха в лёгкие. «Такой же…», – подумал Даня. Одев берет, он бодро зашагал в сторону отчего дома.

Мама стояла у ворот и ждала его. Но ведь он не звонил и не писал о том, что приедет – хотел сделать сюрприз, но она стояла в воротах, – это был факт… А, может, она все два года тут простояла в ожидании?..

А вот и объятия… И слёзы… И признания… Даня держал хрупкую маму в объятиях посредине улицы.

Через какой-то час он уже сидел, румяный после бани, на кухне за столом, поедая пельмени и запивая домашним самогоном, настоянным на лимонных корках.

Мама ласково смотрела на сына и молчала уже несколько минут. Данилу немного напрягал её взгляд и безмолвие – ему было не по себе от этих «нежностей». Детство отодвинулось очень далеко…

Он доел пельмени и откинулся на спинку стула:

– Спасибо, мам… Я объелся.

– Пожалуйста… – ответила мама. – Я на работе взяла отгул на три дня. Откормлю тебя, – мама улыбнулась.

– Хорошо, мам, – Данила тоже улыбнулся и покраснел ещё больше. – Ну чего ты так смотришь?..

– Я рада, что ты дома… Не расскажешь мне о том, что было? А планы на будущее?

– О чем рассказать, мам?.. Там дни однообразные и серые. Я практически ничего не помню толком. Вот сейчас вот я дома и мне хорошо, но я не чувствую ещё, что я здесь…

Данила знал, что эти вопросы она бы задала неизбежно, но он совершенно не готов был сейчас отвечать на них, поэтому предпочел тарахтеть о дороге туда , об «учебке», о Чечне, где он стоял на блокпосте, который почти никогда не обстреливали итд итп, лишь бы она не спрашивала ничего.

А под планами на будущее она имеет ввиду закончить институт педагогический по профилю учитель истории и английского языка и потом на протяжении 45-ти лет ползать на работу, чтобы потом пойти на пенсию и умереть. Он не хотел себе такой жизни. Но и расстраивать маму не хотел – только не сегодня.

– Хотел отдохнуть, мам… Месяц, – ответил Данила.

Мама погладила сына по голове и забрала тарелку помыть.

– Да, знаю, что отдохнуть надо, конечно… – начала мама. – Но тут работы-то нет у нас, да и не платят нигде толком. Никакой жизни нет… Поступать в институт только весной теперь, а на это время куда-то «прибиться» надо. Я тут про милицию подумала… Хотела попросить дядю Ваню, – он там дежурным в Дежурной части работает, – может, пристроит?.. Места есть вроде… Зарплата, конечно, не ахти какая, но все-таки это госслужба и потом пенсия, а, сынок? – Данила устало смотрел на маму. – Для мужчины без образования это хороший вариант… Если не поступишь на учителя.

– Я не поступлю на учителя, мам, – Данила решил сразу расставить все точки над «и», – потому что очно – это значит отдавать всё время учёбе, а когда работать и на что жить, мам? И это даже не самое главное: я просто не поступлю на бесплатное отделение. Теперь… Поздно. А платить нам нечем. Работать надо, мам, какие учёбы…

Мама молча мыла посуду. Данила встал из-за стола и направился к себе в комнату, желая закончить этот разговор поскорей.

– Сыночек… – прошептала мама, когда Данила подошёл к ней и поцеловал в затылок.

– Мам, я пойду к себе… Устал страшно. И такой потрясающий ужин совершенно меня разморил.

– Хорошо, Дань, – мама повернулась и поцеловала его в щеку. – Отдыхай.

– Я так два года не ел, мам… – Он растерялся от сказанных слов. – Всемы не ели… два года.

Данила вышел из кухни.

***

Он закрыл за собой дверь своей комнаты и опёрся на неё спиной, заложив руки за спину. Взглядом окинул свою родную и такую некогда уютную «тихую гавань». Тишина… Аж уши режет. Эта комнатка стала ему какой-то «маленькой»…

Всё осталось, как было: книги его любимого Ремарка на полках, школьные тетради, учебники по истории и английскому, которые он сам покупал, аудиокассеты, магнитофон… Лампа на столе. Все осталось, как прежде, только Данила стал совершенно другим – он ВЫРОС. Так, наверное, чувствует себя рыбка, которая из моря вернулась однажды домой в свою родную речку – всё, как всегда, но только не для рыбки… из Моря.

Он сел за стол и попытался проникнуться ощущением прошлого, дотронувшись кончиками пальцев до своих книг и закрыв глаза… Но Они молчали. Всё молчало…

Он достал из ящика стола свой дневник и полистал его: школьные записи, какие-то мечты об армии, стихи… Такими глупыми и наивными сейчас ему показались эти строчки.

Данила лёг на диван, укрылся по пояс одеялом и вернулся к началу дневника, где на корочке, на обороте первой страницы, прочёл:

…Тепло родного дома и отсутствие вшей усыпило Данилу. Он провалился в небытие, словно в сказочный сон, оставив раскрытый дневник на груди.

Тихонько вошла мама и подсела к нему, погладила по армейскому «ёжику» на голове…

– Отрасти снова свои чудесные волосы, сынок, – прошептала она.