Карл Май - Из Багдада в Стамбул

– Ну, давай, действуй!

– Да, я буду действовать. Я принесу их сюда и покажу тебе, поэтому я тебя и не убил сразу. Но убью обязательно, ибо ты повинен в тысяче бед, выпавших на мою долю. Ты отнял у меня Гюзель, благодаря которой я мог бы стать лучшим человеком. Ты вновь бросил меня в пучину, из которой я только-только выбрался, и ты заплатишь за это. Ты умрешь, но не сразу, не от ножа и не от пули, а от миллиона болей. Голод сгложет тебя, а жажда выпьет твои соки, душа твоя испарится, как капля влаги в огненной пустыне!

– И что же ты медлишь?

– Не храбрись и не думай, что тебе удастся спастись. Если бы ты знал, на что я способен, ты бы умер от страха!

– Мне это не надо знать.

– О нет, ты узнаешь, чтобы последняя надежда оставила тебя, чтобы рука отчаяния сжала твое сердце. Чтобы ты понял, что ты обречен. Знаешь, кто такой чувалдар?

– Знаю – тот, что бросает свою жертву в мешке в воду, – ответил я.

Мне много рассказывали о чувалдарах, наводивших недавно ужас на жителей Константинополя.

– Знаешь ли ты, что чувалдары образуют семьи, которыми руководят старосты?

– Нет.

– Так знай, что я и есть такой староста.

– Лгун!

– Можешь не сомневаться. Разве в Египте ты не видел, насколько я богат? Откуда у меня, простого служащего, такие сокровища? Афрака бен Хулама из Адрианополя тоже засунули в мешок, ибо один из моих людей видел у него много денег. Мне доставили письма, которые он вез с собой, я вскрыл их осторожно и, увидев содержимое, решил вместо него отправиться в Дамаск и завладеть товарами – настало время ими воспользоваться. И тут появился ты, гяур, и мне пришлось довольствоваться немногим. Да разверзнет пред тобой шайтан огненную джехенну!

– Ты вновь потерял даже то немногое!

– Я получу это обратно, ты сам увидишь. Но то будет последнее, что ты увидишь на этом свете! Я определю тебя в такое место, откуда нет выхода. Я его знаю, ведь я родился в Сорхеире. Мой отец жил в этих катакомбах, когда египетский паша набирал молодых мужчин в ряды своих воинов. Я был мальчишкой, и мы с отцом облазили здесь все, я знаю тут каждый темный уголок и знаю, где гнить твоему трупу, когда ты умрешь после долгих мучений.

– Аллаху оно тоже известно.

– Но Аллах тебе уже не поможет, гяур! Так же крепко, как держат тебя эти узы, так будет держать тебя пытка, которую я тебе придумал. Твоя смерть уже назначена!

– Но тогда скажи мне перед смертью, где же находится тот Баруд эль-Амасат, продавший тебе Зеницу в качестве рабыни?

– Ты этого никогда не узнаешь!

– Вот ведь какой трус! Если бы ты точно знал, что я здесь умру, ты бы спокойно мне об этом сообщил!

– Я молчу не поэтому, а потому, что ни одно твое желание отныне не будет исполнено. А теперь молчи, я буду спать, ибо ночь потребует от меня новых сил.

– Ты не сможешь заснуть, твоя совесть никогда не позволит тебе это сделать.

– Совесть есть у гяура, верующий презирает это понятие!

По шелесту одежды я понял, что он укладывается. В самом ли деле он хотел спать? Быть не могло! Или это означало для меня начало пытки? Он хотел поиграть со мной, как ребенок с майским жуком на нитке?

Я внимательно следил за ним. Нет, он явно не хотел спать. Он прикрыл глаза, но когда приоткрыл их, сделал это без усилия и усталости, и я увидел круглые зрачки, уставившиеся на меня. Он явно соображал, хорошо ли я связан. Он стянул мне лодыжки и кисти рук – но впереди, так что я мог дотянуться до ног.

Ах, если бы у меня был нож! Но он выгреб все у меня из карманов. Какое счастье, что со мной были только нож и два револьвера. Если что случится, настоящее оружие достанется Халефу, а не этому ублюдку.

Но погибать не хотелось. Как бы избежать… Если немного пошевелить руками, можно попытаться забрать у него нож. Если бы мне это удалось и у меня было пять секунд, я был бы свободен.

С того момента, как я попал в пещеру, прошло уже много времени, и ему явно не с руки было убивать меня именно сейчас, чтобы моя смерть осталась незамеченной.

Я лихорадочно размышлял. Мог ли я незаметно придвинуться к нему и кончиками пальцев поискать в его сумке мой нож? Нет, это было нереально. Или броситься на него и задушить? Но я не мог связанными руками схватить толстое мужское горло. А что, если использовать в качестве орудия нож? Ударить по вискам… Тоже нельзя – для этого нужно было принять особое положение. Так что оставался нож – бросок к ножу, а без него делать было нечего.

Поэтому первым делом я попытался принять сидячее положение. Ни одна складка моей одежды не должна была зашуршать, я вынужден был закрыть глаза, чтобы по ним он не угадал расположение тела – как и я по его белкам понял, как он сидит.

После долгих усилий мне удалось принять полусидячее положение. Я немного приоткрыл глаза, чтобы поймать его взгляд: он по-прежнему глядел на меня. Едва он смежил веки, как мое правое колено оказалось у него на горле, а левое – на груди. Он рефлекторно схватился обеими руками за горло, чтобы освободить его, и это дало мне возможность связанными руками залезть в сумку. Я нащупал рукоятку ножа и выхватил его. Он почувствовал опасность, в которой оказался. Мощным рывком он сбросил меня и вскочил на ноги. С криком «собака, тебе не спастись!» он бросился на меня, но коснулся лишь кончиками пальцев. Я понял, что через долю секунды он ударит меня, и быстро нагнулся, отпрянув в сторону и ему за спину.

– Гяур, где ты? От меня не уйдешь!

Пока он искал меня не в той стороне, я смог сделать несколько надрезов, чтобы освободить от пут ноги, и затем мне удалось отойти еще на несколько шагов. Я перевел дыхание. Несколько секунд на размышление!

Я скользнул к стене и прижался к ней. Что делать? Забраться поглубже в проход? Коджа-паша говорил о страшных опасностях, таящихся в этих пещерах. Или сцепиться с ним, подмять под себя и вынудить показать выход? Нет, у него какое-то огнестрельное оружие; подмять его под себя, не убив, мне не удастся, а труп его меня отсюда не выведет.

Несколько минут прошли в абсолютной тишине. Он тоже затаился. Остался ли он на месте, подобрался ли ко мне или нет? В любой момент он мог броситься на меня. Но ведь эти подземные лабиринты не должны быть такими уж длинными! Я медленно двинулся по проходу, щупая носком ботинка пол, прежде чем ступить всей ногой. Я сделал, наверное, две сотни таких вот шажков, прежде чем воздух стал немного свежее и более влажным. Теперь нужна была удвоенная осторожность! И действительно, через пять шагов пол резко оборвался. Я лег и ощупал край. Круглая дыра занимала почти весь проход. Колодец! И сейчас в нем была вода, о чем свидетельствовал влажный воздух. Кто знает, как он глубок? Попавший туда уже никогда не вернется! Диаметр колодца должен был составлять около трех локтей. Я мог бы перепрыгнуть его, но не знал, что там, на другой стороне. Могло статься, что на той стороне колодца вплотную стоит стена, и тогда то был бы мой последний прыжок. Итак, в этой стороне спасения не было. Надо возвращаться. Дело плохо! Враг молчал как рыба. Был ли он настороже там, где я его оставил, ибо знал, что я вернусь? Или поверил в то, что я убежал? Или побежал к выходу и притаился там? Ясно было одно – стоять на месте нельзя. Я зажал нож зубами, лег на пол и пополз, опираясь на колени и подушечки ладоней и ощупывая кончиками пальцев пространство впереди.