Алёна Бессонова - Когда время судья и палач. Психологическая драма с криминальным событием

Над военным городком выла сирена боевой тревоги.

– Время заметили?

– Двадцать три часа пятьдесят минут.

– Окажите первую помощь и вызовите врача. Рана не опасная. Болевой, шок. – Неводов подошел к пирамиде и рассматривал расщепленную ложу автомата. – Распорядитесь оцепить кусты и никого не допускать к ним до утра. Усильте патруль. Дайте нож, старшина!

Неводов отодвинул пирамиду и стал расковыривать стену. Куча глиняно-соломенной трухи выросла до полуметра, когда на ладонь капитана улегся тусклый медный кусочек.

В караулку вошел запыхавшийся лейтенант Тугов. Увидев окровавленного Шейнина, остолбенел, шагнул к нему с протянутыми руками.

– Не надо, Василий Иванович, – спокойно, даже вяло остановил его Неводов. – Оживет… Вот возьми пулю, к утру собери все пистолеты у личного состава и сдай армейскому эксперту. Хотя пуля вроде от «вальтера»… Ты старый муровец, знаешь, как все делается.

Выходя из караулки, Тугов почти столкнулся в дверях с полковником Кроновым. Тот отстранил его рукой и пропустил вперед санитаров с носилками. Посмотрел на раненого, взял Неводова под руку и вывел из караулки.

– Пойдем к тебе.

В землянке Кронов оседлал стул, положил руки на спинку.

– Ну как настроение? – спросил он. Неводов махнул рукой. Кронов положил тяжелую голову на руки. – А ведь это не все… В 23.50 работал передатчик. Здесь, в городке, работал. Единица, единица, единица, единица, тройка. Понял? Давай думать.

– Время выстрелов и передачи совпадает?

– Как видишь.

Неводов пододвинул к себе лист бумаги.

«1 – 1 – 1 – 1 – 3»

Выписанный на бумажку текст цифрограммы гипнотизировал. Что значили цифры? Передача с самолета исключается. Стреляли и передавали. Один? Двое? Тот, кого он подозревал, спал. Тогда есть другой? Обязательно есть, и он должен иметь отношение к событиям, пусть косвенное, пусть незначительное, но должен.

Неводов посидел недвижимо, потом написал на листе: « Р. П. – автоматический, передачи, кроме последней, велись с самолета.

Кто из летчиков был в Саратове и кто присутствовал при дальнейших событиях?

Первая радиограмма – Смирнов, Лавров, Шейнин, Тугов, Шмидт, Труд.

Вторая радиограмма – Смирнов, Лавров, Шейнин, Тугов, Труд.

Голос с самолета – в полете были Шейнин, Тугов.

Третья радиограмма (с той стороны) – Шейнин, Тугов были над территорией противника.

Четвертая радиограмма (борт СИ-47) – Смирнов, Лавров.

Порча парашютов – Смирнов, Лавров, Шейнин бывали в распоряжении части.

Ранение Шейнина. Под надзором не были только Тугов и Смирнов.

Последняя радиограмма – Смирнов, Лавров, Тугов, Шмидт находились в районе расположения части».

Полковник Кронов, следивший за рукой Неводова, ткнул пальцем в фамилию Тугова:

– Проверь! А Шейнин – точно!

Едва забрезжил рассвет, Кронов и Неводов пришли на место происшествия. Обстановка прояснилась сразу. Некто в новых кирзовых сапогах (такие недавно получили большинство летчиков) стоял, скрытый кустами, в двадцати метрах от караульного помещения против окна. Линия полета пули, проведенная зрительно от места попадания через отверстие в окне к предполагаемому глазу стрелявшего, указывала на средний рост человека. Стреляные гильзы лежали у корневища куста. Метрах в пятнадцати валялся пистолет системы «вальтер».

Следы преступника вели к дороге и там исчезали на твердом, накатанном грунте.

Пока эксперт возился с оружием, гильзами и следами, полковник Кронов позавтракал, перечитал «дело Тринадцатого» и начал расследование. Им были допрошены многие, в том числе пришедший в сознание Шейнин и лейтенант Тугов. После разговора с ними он приказал позвать Неводова.

– Товарищ полков…

– Давай без солдафонства! – поморщился Кронов. – Подумал я тут… За основу взял твою версию и расчеты. Ты подошел вплотную к Шейнину. Логично. Правда, голых фактов нет, но есть железные косвенные. Вот смотри. Карандаш Шейнина. Ну? Чего молчишь? – нахмурился полковник.

– Слушаю вас. – Я тебя не слушать пригласил, а. возражать! Скажешь, могли подкинуть, старый, мол, прием… А дырка в его кармане от аккумуляторной кислоты? А осколок шприца перед его дверью? И наконец, на рукоятке «вальтера» следы двух его пальцев! Да, его! И это значит, что он совеем недавно держал «вальтер» в руках. Понимаешь? Он и стрелявший в него из одной компании… Как много улик, Неводов, правда?

– Смущает?

– По правде, да… но давай восстановим события так, как вижу я их. Диверсия с парашютами с целью вывести из строя несколько асов, ослабить и даже обезглавить дивизию. Арестован Шейнин. На его молчание не надеются, поэтому пытаются убрать и одновременно радируют, а я расшифровываю: «Остался один», и подпись: «Тринадцатый».

– Возможно.

– Именно так по логике событий. Ведь передатчик, как мы решили, автоматический, и его можно настроить на цифрограмму заранее… Кто же этот второй, а вернее «Тринадцатый»? Пока мы его не знаем. Но я думаю, Тугов!

– Далеко не уверен, товарищ полковник!

– Понимаю! Понимаю, Неводов… Тугов едва выжил в бою за переправу. Тугов имеет алиби – в 23.50 он целовался с твоей радисткой. Тугова ты пригрел у себя, а прежде тщательно проверил… Но размер его сапог точно такой же, как у стрелявшего в Шейнина.

– Таких сапог в дивизии десятки.

– Но имен владельцев этих сапог нет в твоем списке. Неводов!

– Зачем же тогда Тугов принес осколки от шприца? Потопить Шейнина?

– Я не волшебник. Не знаю… – Кронов развел руками. – Но у меня нюх, интуиция. Подумай… И если ты подтвердишь мою версию и мы возьмем Тугова – дело кончено!

– А передатчик?

– Он больше не будет загаживать эфир, Неводов. Без человеческих рук он железка, а руки оторвем! И доложим в Центр.

– Вина Тугова мне представляется миражем, и к тому же вы игнорировали мои соображения о просачивании секретных сведений из штаба.

– Языки, Неводов! С языков капало, а они собирали… Шейнин отдышится и заговорит. Через недельку я рассею твои сомнения.

Выздоравливавший Шейнин не признавался. Он ругал следователей и вообще вел себя возмутительно, часто повторял вычитанное где-то выражение «презумпция невиновности». Зато, взявшись за Тугова, Неводов удивился проницательности старого полковника. Одна из девушек-зенитчиц, жившая вместе с Леной Васенко, вспомнила, что в ту тревожную ночь девушка вернулась домой не в двенадцать, а в половине двенадцатого. Это же подтвердила и дневальная по общежитию. Часы зенитчиц и Тугова ходили точно, и, проверив это. Неводов заподозрил, что Тугов специально ввел Лену в заблуждение, чтобы иметь алиби. Инсценировав болезнь радистки. Неводов попросил Тугова немного поработать на рации с соседними отделами СМЕРШа. Елена, слушавшая его голос издалека, признала «голосом немца в эфире». Но, узнав, что это говорил Василий Тугов, наотрез отказалась подписать акт опознания.