Андрей Умин - Атлант поверженный

Парень пошел мимо расположенной между университетом и школой площадки для рекреации, выросшей в пустом закутке квартала. Два человека играли в настольный теннис и еще несколько стояли вокруг, ожидая своей очереди. Зона размером три на пять метров была огорожена железной решеткой, чтобы не бежать далеко за имевшим свойство улетать в сторону мячиком – проигравший сет игрок просто наклонялся за отскочившим обратно к его ногам спортивным инвентарем – и все это под пристальным взором болельщиков с расстояния вытянутой руки. Зрелище было подобно рестлингу, когда два смельчака борются в центре, а еще несколько стоят рядом, подбадривают криками и ждут возможности ринуться в бой. Позади импровизированной железной клетки более спокойная молодежь играла в шахматы за маленькими столиками в тени высоких орехов, под покровом их размашистых крон. Дальше внутрь этого своеобразного, зажатого между двумя учебными заведениями парка, вдалеке от чужих глаз, сдвинув несколько лавочек в один большой стол, сидела шумная молодежь, что называется, навеселе. Они пили, играли в бутылочку, курили табак и обсмеивали все на свете, стараясь не вставать в полный рост, чтобы тень деревьев и неподвижные шахматисты не давали их разглядеть со стороны дороги. А еще глубже, ближе к бетонным с колючей проволокой стенам завода, в которые парк упирался своей тыльной, неприглядной стороной, в поросших плесенью темных зарослях кто-то курил травку или принимал запрещенные вещества, а может, еще и занимался любовью, но трудно было что-либо разглядеть. Иногда отличники собирали там бутылки и шприцы для сдачи в переработку, но сейчас в таинственно шуршащие кусты лучше было не соваться.

Платон шел к школе забрать сестру, но пользовался каждым подходящим случаем, чтобы обернуться в ту сторону, где уже собралась тусовка. Двор в дорогом частном доме в нескольких кирпичных трехэтажках от парня затянули брезентом, чтобы внутрь попадало меньше солнечного света, а наружу – меньше творящегося там тусовочного угара. К тому же все это было не на лужайке со стороны дороги, а на заднем дворе, окруженном плотной застройкой, так что вечеринка была практически закрытой от любых посторонних глаз. Оборачиваясь на каждый шум позади, Платон удивлял шедших за ним студентов, до которых, однако, ему не было ни малейшего дела, в отличие от пугающей, обтянутой брезентом дали, вызывающей дикую ревность, выбивающую землю из-под ног. Его мозг отказывался мыслить и бразды правления над опешившим организмом брали эмоции и гормоны. Платон тогда еще не знал всех коварных премудростей жизни и пытаясь верить в счастливое будущее, кое-как ковыляя к школе.

Младшая сестра после участившихся семейных скандалов боялась одна приходить домой и терпеливо ждала брата возле дороги. Она держала ранец в вытянутых вперед руках, пытаясь унять боль в спине, была причесанной, выглаженной и опрятной, видимо, успев позаботиться о себе после уроков. Парня удивляло, как она столькому научилась. В ее возрасте он мог только читать книги и играть в солдатики или настолки, впрочем, мужчины созревают позднее, всем это известно. Он поздоровался с сестрой, но сразу же усомнился в необходимости делать это так часто, и решил до конца градуса больше никого не приветствовать.

Девочка устала, поглощая огромные массы знаний почти без движения, не могла ничего вспомнить и повторить, но, когда они перешли дорогу и сделали петлю вокруг дома, знания в ее голове улеглись, и Лиза в порыве бьющей через край детской энергии принялась без умолку рассказывать все изученное за день. Убедившись, что родители находятся порознь и не представляют угрозы детской психике, Платон оставил сыплющую словами, как аппарат для попкорна – кукурузой, сестру возле матери и вернулся на улицу. Его тянуло к Лие, как стрелку компаса к полюсу. Он смотрел в сторону вечеринки, не в силах оторвать взгляд. Но любые движения по направлению к девушке, даже воодушевленные ее улыбкой, не делали тяжесть в его душе легче.

Платон раскачивался на опустевших детских качелях с задней стороны своего дома, пока Богдан тискал напоенную коктейлями Лию в джакузи под непроглядным брезентом. То были самые осторожные предположения, а за ними царил сущий ад. Идиллию подросткового саморазрушения нарушал грохот железа из мастерской, расположенной в архитектурном пробеле между четырьмя круглыми кварталами, прилегающими вплотную только в одном месте, а в других оставляя большое пространство под разные хозяйственные постройки. Одна из них больше походила на гараж с кучей хлама, где мужчины из ближайших квартир чинили старые или мастерили новые вещи. Отец любил там копошиться со своей колымагой после очередного скандала с матерью. Поэтому сам факт его занятия в мастерской уже внушал подсознательную боль и без того рефлексирующему парню, чьи нервы стали походить на оголенные провода. Замерев на слишком маленьких для его роста качелях, Платон пытался остаться незамеченным, но зоркий глаз отца, а может, родительское чутье мигом перепутали всего его карты.

– Эй, бандит, помоги мне с мотором! – раздался крик на всю улицу.

Привлекать всеобщее внимание хотелось еще меньше, чем помогать отцу, поэтому парень с трудом вылез из качелей и, не в силах оторвать взгляд от точки притяжения своего внутреннего компаса вдалеке, прошел пару десятков метров к открытому гаражу, рассчитанному на пятнадцать квартир, добрую половину которого занимала машина с разбросанным вокруг нее хламом. Платон помнил, как ущемленные в правах соседи ругались с его отцом, но грозный хамоватый мужчина пригрозил им еще бо́льшими проблемами и повесил личный замок на одни из двух ворот гаража, где с тех пор держал купленный на выигранный в лотерею джек-пот кроваво-красный кабриолет.

На что может потратить деньги постоянно нуждающаяся семья? На видеомагнитофон для записи познавательных передач? На автоматический передатчик еды из кухни к дивану чтобы лишний раз не ходить? На телевизионного репетитора для детей? Нет, конечно, на выставленный на продажу реквизит одного старого фильма, вышедший из моды и никому больше не нужный. В мире, где расстояния – это смерть, а высокая скорость сродни сжиганию жизни в открытом огне, на лишние деньги, конечно, нужно было купить автомобиль, на котором даже некуда ездить, ведь все спроектировано так, чтобы не отходить далеко от дома.

Отполированный красный «Норд Шеви» отражал любознательные, попавшие в открытые ворота гаража лучи удивленного таким выбором солнца. Было заметно, что за машиной ухаживали каждый день. Колеса с хромированными дисками в виде спиц, как у велосипеда, были очищены от пыли. Черная поднятая крыша надежно закрывала салон, выглядящий как музейный экспонат старой эпохи, запрещая под страхом смерти садиться внутрь и что-либо трогать. Гладкий красный капот был широко открыт, а внутри него, будто попавший в челюсти давно выпотрошенного животного, возился потный отец, став одной крови с маслянистым, обильно смазанным со всех сторон двигателем. Он зажал рукой какую-то внутреннюю деталь, а другой пытался ее прикрутить, поэтому не мог отойти ни на шаг.