Ксения Перова - Обезглавленное древо. Книга первая. Айк

Отец колол дрова возле сарая. При виде Айка и Эйвора он выпрямился, с размаху вонзил топор в колоду и скрестил руки на груди.

И чем ближе они подходили, тем сильнее сгущалась в душе Айка привычная смесь любви и страха.

Эдвард Райни производил впечатление человека огромной силы – высокий, сухощавый, весь словно из перевитых жгутами мускулов. Бронзово-смуглая кожа и резкие черты лица придавали ему выражение неприступной суровости. Сдержанность в жестах и словах усиливала это впечатление.

Прямые, черные как смоль волосы были распущены и струились по плечам. Простая светлая рубашка и такие же штаны – Айк не помнил, чтобы отец надевал дома что-то темное.

Темная одежда предназначалась для города.

Отец часто напоминал Айку ожившего воина-голема из книжки, которую он читал в детстве. Только в том големе было даже больше человеческого. Он хотел обрести способность чувствовать и страдал от того, что это невозможно. А отцу, кажется, нравилось быть таким.

– Где вас носило? – отрывисто спросил он. При звуке этого низкого голоса у Айка засосало под ложечкой.

– Прости, пожалуйста! – воскликнул Эйвор. Обхватил ноги отца и поднял к нему умоляющую мордашку. – Это я упросил Айка сходить со мной на реку!

Братья договорились не рассказывать пока отцу о новых друзьях. Они понятия не имели, как он воспримет это известие.

Эдвард слегка нахмурился, но ничего не сказал. Однако в жестком лице что-то дрогнуло, взгляд темных глаз смягчился. Он потрепал Эйвора по спутанным кудрям и мягко высвободился из его рук.

Айк стоял в сторонке, смотрел в землю и только диву давался. Обнять отца и вот так, запросто, говорить с ним! Как это у Веточки получается? Удивительно, но младший не испытывал ни малейшего страха перед этим, словно бы погруженным в вечную тень человеком, их отцом.

– В следующий раз оставляйте записку. Читать и писать здесь, кажется, все умеют, – промолвил Эдвард и протянул Айку топор. Тот схватил его, словно оруженосец – меч своего рыцаря. – Коз я загнал. Закончи здесь и приходи в мастерскую. Дел еще невпроворот.

– А стекло плавить будем? – Эйвор подпрыгивал на месте от предвкушения.

Эдвард усмехнулся.

– Будем. Сейчас и начнем.

Эйвор просиял и поскакал через двор к мастерской чуть ли не на одной ножке. Собаки радостно бежали за ним, хватали зубами за подол рубашки. Эйвор с хохотом отбивался от них.

Айк тяжело вздохнул. В отличие от брата, для него работа в мастерской была сущим наказанием. Во-первых, там круглый год топилась большая печь и было невыносимо стояла страшная жаражарко. Во-вторых, в тесноте, среди большого количества хрупких вещей, Айк становился каким-то неуклюжим. Дирхель говорил – как слон в посудной лавке. Айк видел слонов на картинках, но все равно считал их нелепыми выдумками. ОднакоОднако в том, что он бил посуды больше всех, сомневаться не приходилось.

Поэтому отец сразу усаживал его в уголке, со ступкой, пестиком и кучей всего, что требовалось измельчить и растолочь. Такое времяпровождение не назовешь приятным. К тому же пока Айк корячился со ступкой, отец беседовал с Эйвором о более высоких материях, а старшего сына полностью игнорировал.

Но сейчас Айка обрадовала возможность спокойно посидеть и все обдумать.

Он не мог забыть слова Джори. Насчет города.

Раскрыть эту тайну, конечно, очень хотелось. Но что-то неприятно цепляло, царапало душу, и он не мог понять, что именно. Доводы Джори звучали убедительно. Ходить в город Айку не запрещали. Два часа пешком – это ерунда. Выйти на рассвете, как отец всегда делает, и…

И тут Айк понял, что ему так не нравилось в этой затее.

Слежка.

Придется следить за отцом, ведь Айк даже примерно не представлял, где находится город. Была дорога из деревни, но на ней обязательно с кем-нибудь столкнешься, а значит, это неподходящий путь. Отец, насколько знал Айк, предпочитал свои тропы. И если он заметит, что сын следит за ним…

Кровь бросилась в лицо Айку. Он не представлял, что отец скажет или сделает в подобном случае, и это как-то не вселяло уверенности. Но ведь Айк умеет ходить так тихо, что и веточка не шелохнется. И если в городе много людей, как рассказывал Джори, затеряться среди них будет легче легкого. Однако же…

Закончили работу когда совсем стемнело. Эдвард отправил зевавшего Эйвора спать, но Айк задержался. Медленно, осторожно поставил ступку на место и заширкал веником по полу.

– Иди, я уберусь, – сказал отец. Он покачивал перед глазами стеклянный кувшинчик с темной, маслянистой жидкостью. Десяток разнокалиберных свечей бросали на стол и стены причудливые тени.

Айк поставил веник в угол. Взглянул на отца – жилистые руки с узловатыми пальцами, движения скупые, отточенные многолетней практикой. Правое запястье охватывала татуировка наподобие плетеного браслета.

Интересно, откуда она у отца. Украшений он никогда не носил, так зачем татуировка? Еще одна тайна…

Айк глубоко вдохнул, зажмурился на миг, как перед прыжком в воду и произнес:

– Отец… а почему деревенские нас не любят?

Эдвард взглянул на него искоса и вернулся к своему занятию.

– Люди не любят тех, кто от них отличается. Хозяйство у нас справное, не нуждаемся. Многие завидуют нам.

– Да, но мы могли бы жить в деревне, – осмелел Айк, – ведь там…

– Там нет ничего хорошего, Айк, – резко перебил Эдвард. – К чему эти вопросы?

Айка словно окатило ледяной водой, но он все-таки пробормотал:

– Ты сказал однажды, что, когда я вырасту, ты расскажешь… зачем ты уходишь в город. Ну и вот… я подумал…

Слова его повисли в воздухе. Эдвард добавил в кувшинчик белого порошка и снова начал покачивать перед глазами, медленно и плавно.

– Ты слишком мал, – произнес он так, словно горло его сжимала невидимая рука.

– Но, отец…

– Я же сказал, еще не время! – вдруг выкрикнул Эдвард, резко развернувшись к сыну.

Айка отбросило назад этим криком. Перепуганный до смерти, он прижался спиной к двери.

Эдвард оперся обеими руками о стол и тяжело дышал. Выпрямился, взглянул на Айка. Глаза его блестели в мерцании свечей, будто под слоем воды.

– Ты все еще здесь?

Айк не помнил, как его вынесло вон. Очнулся в своей комнате, где, свесив ногу и руку с кровати, сладко спал Эйвор.

На следующий день отец вел себя, как обычно. Но Айк не мог забыть его исказившегося лица и блеска глаз в полумраке мастерской.

Эта безумная вспышка должна была нагнать на Айка страха и заставить навсегда отказаться от мыслей о городе. Но, как ни странно, она только усилила его любопытство.

Что-то там есть, раз отец это так ревностно оберегает! Уж если он потерял самообладание… последний раз это случилось в день смерти матери.