Елена Ручей - Река её жизни. Повесть

А я мальчик на чужбине

Далеко от людей.

Позабыт, позаброшен

С молодых юных лет.

Я остался сиротою,

Счастья доли мне нет.

Вот и холод и голод,

Он меня изморил.

А я мальчик еще молод

Это все пережил.

Ох, умру я, умру я,

Похоронят меня.

И никто не узнает,

Где могилка моя.

И никто не узнает,

И никто не придет.

Только раннею весною

Соловей пропоет.

Пропоет и просвищет,

И опять улетит.

А моя скромна могилка

Одиноко стоит.

Приступы эпилепсии у него участились. Без присмотра мать его боялась оставлять. Обратилась в Ладвинскую больницу, там Алексея снова обследовали и развели руками. Предложили написать заявление и определить в специализированный интернат – там хоть он будет под присмотром. А при необходимости ему всегда смогут оказать необходимую помощь.

Мать не сразу согласилась. Но как то пришла с работы, а сын лежит на полу с разбитыми в кровь губами. Табурет рядом перевёрнут, ведро с водой опрокинуто. Поняла, что другого выхода нет, и в сентябре отвезла его в интернат, в посёлок Рютти, недалеко от Сортавала. При любой возможности она старалась навещать Алексея, но добираться было далеко, поэтому поездки получались не чаще раза в месяц.

В марте 1940г Феврония с детьми перебрались в поселение Ладва. Оно состояло из множества деревень, растянувшихся на 8 км вдоль реки Ивинка. Земли деревень были распределены между несколькими колхозами. Для улучшения и развития экономики республики здесь в 1935 году начало работать профтехучилище по подготовке механизаторов. Также была открыта школа – интернат для слабовидящих детей, которых обучали по специальной методике. Работали: школа, сады, ясли, больница. Здесь было больше возможностей найти оплачиваемую работу.

Сняли часть дома в деревне Посад. Николай пошёл работать в колхоз, но деньги там не платили, поэтому мать старалась находить другую работу.

В начале апреля получили письмо с интерната, что 30 марта от дизентерии скончался Алексей.

Февронья очень тосковала, ей эти места были чужды: здесь, в течение года потеряла и мужа и сына. Она продолжала лелеять надежду вернуться на родину, но пока не знала как – там их никто не ждал. Решила пока поработать, подкопить денег на дорогу. При возможности, начала покупать то ситца отрез, то платок, то тёплые вещи… Там, в колхозе, работа за трудодни и купить не на что будет. Ни жилья не осталось там, ни хозяйства.

А Сашке здесь нравилось!

Конец мая. Дома утопали в молодой зелени кустарников. Стройные берёзки росли вдоль высокого берега реки. Их клейкие молодые листочки только начали распускаться, но тонкие ветви были обильно увешены желтоватыми серёжками, свисающими над водой. Если посмотреть издали, над берегом колыхалась на ветру лёгкая зеленоватая дымка, среди которой выделяли́сь белые облака пышно цветущей черёмухи. Её нежный аромат смешивался с запахом буйно разрастающейся травы.

Сашка сломала несколько веточек черёмухи. Присела на корягу на солнышке возле реки. Везде, куда ни бросишь взгляд, уже цвели одуванчики. Их жёлтые пушистые головки золотым ковром покрыли берега. Взгрустнулось. Вспомнила как они с Женькой пускали венки в Купалу… Давно это было. Как там живёт её подружка? Обещанное письмо ей Саша так и не написала.

Мимо пролетел плоский камушек, шлёпнулся об воду и запрыгал лягушкой. Машинально сосчитала: раз, два, три… И камень ушёл на дно. По воде пошли круги. Здесь был разлив и течения почти не ощущалось.

Саша оглянулась. Рядом стояла светловолосая девчонка, её ровесница.

– Привет! Тебя как зовут?

– Шура.

– А я Тоня. – девочка улыбнулась, наморщив курносый веснушчатый нос, – я тебя видела, вы сняли жильё в соседнем доме. Мама сказала, – вы издалека приехали?

– Да. В прошлом году. А потом жили в лесном поселении… Слушай, как интересно, мою подружку там, в Скудино, тоже Тоня зовут!

Шурке вдруг захотелось рассказать девочке обо всём, что переполняло её. Ей так не хватало общения с подругами, что она начала говорить: про отца, про то, как жили в лесном квартале, про лошадей. Потом перескочила на своё детство там, на родине. Про то, как хорошо там было: про сады, в которых они собирали яблоки, сливы, вишни. Про подруг, школу…

Тоня не перебивала, слушала. Ей было интересно, как это, когда вместо ивняка могут расти деревья, усы́панные яблоками и вишнями. Здесь, ребята только терпкую черёмуху могли собирать. Ну ещё рябина, да калина после заморозков становилась сладкой и вкусной…

– Знаешь, я тебе потом покажу где у нас земляника растёт. В июне поспеет, будем вместе собирать.

Уже вечерело. От реки тянуло прохладой, стало зябко.

– Шура, пойдём к нам, я тебя с мамой познакомлю. Заодно и перекусим, а то в животе уже урчит.

Тоня поднялась с поваленного сухого топляка который вытащили на берег и теперь он служил здесь скамейкой.

– А мама твоя не рассердится, что я приду?

– Ну ты придумала! – Тоня засмеялась, – за что же ей сердиться то?

Тоня жила в соседнем от них двухэтажном доме на втором этаже. Первый они сдавали.

Девочек встретила симпатичная, ещё молодая женщина.

– Мам, знакомься, это моя подружка, Шура!

– Здравствуйте. – Шурка нерешительно топталась у порога.

– Тётя Настя. – приветливо улыбнулась та, – проходи, что ж ты встала? Сейчас кушать будем.

Застенчивость Шурки как рукой сняло. Тётя Настя ей сразу понравилась: открытая, приветливая. Она с удовольствием учила девочек всему, чем занималась сама. У них Шура стала проводить больше времени, чем дома.

Сегодня У Тони день рождения. Саша прибежала с утра поздравить подружку. Собрала для неё возле реки букетик синих фиалок, в карман сунула несколько припрятанных карамелек – мама с получки купила.

Тоня в честь дня рождения нарядилась в новое голубое платьице в белый горошек. Похвасталась, что мама ко дню рождения сшила.

Тётя Настя с утра поставила тесто на пироги, теперь оно поднялось.

– Шура, поможешь мне с пирогами? Ну-ка вот одень фартук, чтоб не испачкаться.

На стол насыпала муки, тесто скатала в толстый прут, нарезала ножом на равные кусочки.

– А теперь, Шурочка, возьми скалку и раскатай комочек в форме круга, смотри как…

У Сашки сначала ничего не получалось, от её старания в лепёшке получались дырки. Тётя Настя снова сминала дырявое тесто в комок и подавала Саше. С третьей попытки получился ровненький кружок.

– Вот молодец! – похвалила её тётя Настя, – Скоро маме сама пироги напечёшь.

Сашка начала стараться с удвоенной силой. К обеду на столе стояла огромная плошка полная румяных пирогов. Их начинили картошкой, луком и обжаренными сушёными грибами.

Пришёл на обед отец Тони. Обнял дочку, потом отошёл, улыбаясь и оглядывая её.