Наталья Сажина - КИФ-6. «Современная война». Сборник рассказов

Полковник присел. Это значит, что единственного шанса на спасения нет!

– Полковник Суворов, мы меня слышите?

– Слышу.

– Сдавайтесь! Не за чем умирать за эту груду камней.

– Ни за что! Умрем, но не сдадимся!

– Не глупите, полковник. Вы окружены. Вокзал уже наш. Подумайте о своих людях!

– Если это все, то конец связи!

На другом конце линии повисла недолгая тишина, а затем Василий сказал:

– Полковник, сколько вам лет?

– Какое это имеет значение?

– Полковник, я устал от этой войны. Через час либо вы, либо я, либо мы оба умрем.

– И?

– Полковник, зачем вам это? Лучше сдайтесь. Посидите в плену сто, двести или триста лет, но зато в живых останетесь. Сейчас что в вашем, что в нашем плену условия более чем приемлемые. Выживите, полковник, и видит Бог, возможно потом в гости друг к другу ходить будем. Может, станем лучшими друзьями. Только зачем вам воевать? Зачем это все?

– Я вас услышал командир. Не сдамся. Завтра-послезавтра вы сами окажетесь окружены на этом вокзале. Вам тоже предложат плен. Вы тоже окажетесь.

– Это если я сегодня выживу.

Снова повисла тишина. Обе стороны осознавали фатализм ситуации. Такой момент, перед скорой смертью, подбивал полковника и командира поговорить со своим врагом. Возможно, небывало долгая жизнь побуждала непонятное желание высказаться оппоненту. На этот раз начал Суворов:

– Командир, зачем вы пошли?

– Кровь была горяча, и я был глупым. Плюс семейные обстоятельства. Пятьдесят два года службы поумерили пыл.

– Почему не на пенсии?

– Чтобы какой другой глупец вместо меня умер? Лучше я умру, а кто-то другой, у кого еще вся жизнь впереди, в тылах отсидится. А вы зачем пошли полковник?

– Ищу сына. Шестьдесят лет назад ушел на службу, а я за ним на следующий год. Найти бы его живого или мертвого. Я даже не знаю на каком участке фронта он. Командование, собаки, молчат. Я только слышал, что он на фронте под другим именем, поэтому штаб помочь не может. Собака! Я найду его, Василий! Если даже он в братской могиле – раскопаю и домой привезу! Не живым, так хоть мертвым, но домой привезу!

– А он зачем ушел?

– Я… я его выгнал. Глупая история! Ладно, пора воев…

– Полковник, мы оба знаем, что сегодня умрем. Если вас это тяготит – может выговориться. Я такой же человек, как и вы. И, будьте уверены, я унесу вашу историю на тот свет.

– Ладно, Василий, расскажу. Видимо, действительно, если бы не война, то были б хорошими друзьями. Когда моему сыну стукнуло двадцать шесть, он решил жениться и привел к нам невестку…

– Хорошо, что не жениха!

Оба военных посмеялись.

– Так вот, оказалось, что невестка – моя бывшая классная руководительница, представляешь? Когда я учился в школе, ей было лет шестьдесят пять или семьдесят. Старая ворчливая карга! А после процедуры она стала маленькой хрупкой девушкой лет восемнадцати, если не младше. И на ней решил жениться мой сын! Я не одобрил брак и напомнил своей бывшей класснухи о разнице в возрасте между ней и сыном. Да и вообще всячески мешал им. Возможно, поэтому они вскоре разошлись. А сын не находил себе место, пока не ушел воевать… Знаешь, что, Василий? Лучше бы он женился на ней. Я все бы отдал, чтобы повернуть время вспять. Ведь он мой сын! Каким бы он ни был и на ком бы не женился. Я себе места не нахожу после его ухода… Возможно, он умер из-за меня…

– Я понимаю тебя. Это не твоя вина. Не неси ответственность за мертвых. Мы в ответе перед живыми.

– Но сегодня предстанем перед мертвецами.

– Так точно. Точно не сдашься?

– Так точно.

– Хочу тебя гадом назвать, полковник. Только завтра-послезавтра также помру. И вряд ли выдастся возможность так посидеть. Просто словлю шальную пулю. Сам знаешь, как бывает, полковник.

– Так точно.

– Сколько дать времени перед штурмом?

– Что ты сюсюкаешься?

– Я понял. Через час начнем штурм. Те, кто хочет сдаться, пусть выйдут из здания без оружия с поднятыми руками. И дай понять своим людям – в ходе боя сдаться не получится. И не потому, что мы звери, а потому что в пылу боя этого не заметят…

– Ты кого учишь, Василий? Здесь не первый год воюют.

– Это сообщение для солдат.

– Хорошо, я скажу, что враг сделал предложение сдаться. Сам понимаешь, никто не будет сдаваться.

– Понимаю. Сами такие же.

– Встретимся на том свете, командир. Конец связи!

– Обязательно! Кстати, твой сын ушел воевать не шестьдесят лет назад, а пятьдесят два. Но это уже не важно. Желаю тебе не найти сына среди мертвых и не дождаться его из мира живых. Не должны отцы хоронить сыновей. Уверен, он тебя давно простил. Даже хочет, чтобы ты сдался. Но нет так нет. Никто не сдается на этой проклятой войне. Конец связи!

Полковник дал команду ждать штурм. Командир приказал готовиться к бою. Никто не сдался.

Через час начался кровавый штурм. Защитники вокзала яростно оборонялись. Свистели пули. Слышались вскрики. Кто-то умирал. Потом подъехал танк и разнес пару стен. По обе стороны каждый жертвовал собой. Сражение продлилось полтора часа. Войска командира захватили вокзал и водрузили знамя своей стороны.

Командир Василий лично командовал и вел за собой своих солдат. Убит снайпером.

Полковник Суворов убит гранатой.

Под утро оба командующих оказались в одной братской могиле. Не было времени ни на почести, ни даже на то, чтобы разделить бывших врагов. Ожидалась контратака. Битва за какой-то вокзал в маленьком забытом городе-призраке была еще далека от завершения. Еще много крови прольется за эти несколько голых стен.

Возможно, на том свете, командир и полковник все же встретились, и Василий признался Суворову, что тот его сын.

Possess (англ.) – владеть.

Occupy (англ.) – занимать, временно пользоваться.

Rage (англ.) – гнев, ярость.

***

Как вы думаете, куда уходит смерть, когда она становится ненужной целому миру? В каком сером углу ей приходится прятаться, пока человечество празднует избавление от своего главного врага? Нужно ли ей, скрываясь, время от времени менять облик? Выстраивать новые схемы и сценарии, менять привычки?

Однако, все это мелочи, и не более того, ведь смерти всегда есть куда пойти. Превратившись в очередную излечимую болезнь, она все равно останется главным синонимом непостижимого, а значит, что ее, как единственную до конца не разгаданную тайну, впустит в свое сердце любой. Стоит ей только попросить.

***

Упавший на лоб, по-девчачьи закрученный локон сегодня ни в какую не соглашался подчиняться гелю для волос. Это значило, пора стричься. Это значило, что прошло еще тридцать дней. Плюс один месяц шлифовки нашей бренной Земли моими не менее бренными подошвами по неизменному, как само бессмертие, маршруту.