Джеймс Уиллард Шульц - Ужасная пещера

– Земля готова, и Солнце согрело ее. Давайте помолимся богам, попросим их помощи и будем сажать священные семена!

Моя мать сидела слева от него, Старое Солнце рядом с нею, дальше были его женщины и дети. Я сидел справа от отца; рядом со мной сидела Краснокрылая, за ней моя почти-сестра, дальше мои почти-матери и их дети.

Священный талисман. завернутый в четыре шкуры – бобра, выдры, гагары, и лебедя – всех обитателей воды – висел на вигвамном шесте над лежанкой моего отца. Мать сняла его и положила перед собой на землю. Отец выкрашенными в красный цвет ивовыми палочками вытащил из очага несколько угольков и положил на них немного высушенной сладкой травы, и они с матерью протерли руки в поднявшемся над ней ароматном дыму, и несколько раз, набрав дым в горсти, проводили ими по телу, чтобы очистить себя перед тем, как начать пользоваться священными талисманами. Когда они проделали все это, моя мать развязала завязки, и они затянули первую из четырех водных песен, песню бобра, во время пения которой водили руками по обертке, разворачивая ее; в конце песни мать полностью развернула первую обертку, хорошо выделанную шкуру бобра. Так же были спеты песни выдры, гагары и лебедя и, когда была снята последняя обертка из кожи лебедя, талисман предстал нашим глазам. Первым из предметов был длинный чубук для трубки, украшенный полосками из меха всех водных животных, с него свисали перья разных водных птиц. В его верхней части была привязана набитая кожа водяной ящерицы. Рядом с чубуком лежал березовый сучок, который дал Пятнистой Накидке древний бобер, и еще три отгрызенных бобром палочки.

Мой отец сперва наполнил большую каменную чашу трубки нах-уак-о-сис . Потом он торжественно поднял священный чубук, присоединил к нему чашу и зажег священный табак угольком из очага, затянулся и выдохнул дым к небу и к земле, потом указал чубуком на все четыре стороны света и начал молиться:

– Слушай, о Солнце! Слушайте, все Верхние Люди! Будьте милостивы к нам! Слушай, Земля, наша мать! Пожалей нас! Слушай, древний бобер, ты, кто дал нам эту магию. Помогите нам и попросите богов нам помочь. Мы собираемся посадить семена священного нах-уак-о-сис, вашего священного растения, и просим помочь нам, пусть семена эти вырастут и дадут добрый урожай. Защитите всходы от саранчи и других пожирателей листьев и отгоните от этого места наших врагов. Мы курим, обращаясь к вам, боги неба, воздуха, земли и воды. Мужчины, женщины, дети, те кто здесь и все члены наших трех племен, о, пожалейте всех нас! Дайте нам всем длинную жизнь, здоровье и счастье!

Он закончил, и все мы выкрикнули:

– Да! Пожалейте нас, древний бобер и все вы, сильные боги!

Обеими руками взяв чубук, отец передал трубку Старому Солнцу, который обеими руками взял ее, как могут делать только шаманы; остальные могут брать и отдавать трубку только одной рукой. Старое Солнце выдохнул дым так же, как это сделал мой отец, и тоже произнес молитву, как и отец, с тем исключением, что он молился своему покровителю, Гром-Птице. Потом мой отец получил трубку назад и передал ее мне, и я сделал несколько затяжек, попросил богов. чтобы они были добры к нам и вернул ее. и так она ходила по кругу между нами тремя, пока не была докурена.

– Я чувствую, что богам понравился дым, который мы дали им, – сказал мой отец, – и они вернули нам свое покровительство. Продолжим! Споем песню старого бобра!

Вслед за этим он вручил моей матери обгрызенную березовую палочку, главной жене Старого Солнца, Северной Женщине, Краснокрылой и моей почти-матери, Бегущей Женщине, он дал три палочки поменьше, они сели на колени, взяли палочки в рот и, прижав локти к бокам, свесили предплечья, изобразив, насколько это было возможно, сидящих бобров. Мой отец начал первую из песен бобра, которую все мы подтянули, а изображавшие бобров женщины слегка поднимали и опускали тела и руки, и кивали в такт песне, иногда вынимая палки изо рта и подражая жалобному крику, почти плачу, детеныша бобра. Некоторые песни были веселыми, другие медленными и грустными. Мы спели их все, все шестнадцать, и отдохнули.

Мой отец и Старое Солнце перед началом церемонии раскрасили себя, свои лица, руки и мокасины, охрой, священным цветом. Потом отец велел мне сесть перед ним и раскрасил меня, прося древнего бобра и всех богов оказать мне свое покровительство, потому что я должен был участвовать в посеве священного семени. Потом моя мать положила перед ним мешок с семенами, и он снова наполнил трубку, зажег ее и долго молился долго богам, чтобы они сделали семена сильными и из них выросли хорошие растения для нашей пользы. На этом церемония закончилась. Моя мать снова завернула талисманы, повесила их на место и каждый из мужчин – отец, Старое Солнце, и я – отсыпали в свой мешок по одной трети семян и вышли в поле с заостренными, выкрашенными в красный цвет палками. Женщины и дети уселись восточной части поля. Мы трое пошли к юго-восточному углу поля и встали лицом к западу, я слева от отца, а

Старое Солнце справа от него, Мы затянули первую из четырех песен сеятеля, и каждый сделал острой палкой углубление в земле, бросил туда семя и засыпал его. потом мы сделали короткий шаг и посадили еще три семечка. Когда каждый посадил по четыре семени, первая песня закончилась. тогда мы спели вторую, во время пения которой каждый из нас посадил еще по четыре семени, каждое на расстоянии короткого шага от другого. И так продолжали мы сажать семена, идя взад и вперед, вправо и влево, по многу раз мы спели все четыре песни, иногда отдыхали. Когда мы отдыхали, женщины и старшие дети пели некоторые из наших песен, одна из них была такой:

Семена нах-уак-о-сис, растите! растите!

Тянитесь к свету.

Семена нах-уак-о-сис, растите! растите!

Превратитесь в большие красивые листья!

Саранча, остерегайся! не приходи на эту священную землю.

Солнце, сияй! Дождь, падай!,

Помогите этим семенам не погибнуть!

Песня женщин была очень красивой; это побуждало нас подтянуть эту песню и продолжить сажать семена. и так, работая и отдыхая, мы ходили по полю взад-вперед, по мягкой теплой земле, и, когда солнце уже было совсем низко на западной части небосклона, мы закончили работу и пошли по вигвамам, а женщины и дети пошли за нами.

Мы были примерно на полпути к нашему маленькому лагерю, когда оттуда раздался громоподобный рев боли и гнева, и через дверной проем, разрывая стены отцовского вигвама, из него выскочило знакомое мне семейство – старый медведь, его жена и дети. Именно старый медведь выскочил через дверной проем. Он остановился и сел, продолжая реветь, подняв левую переднюю лапу и облизывая ее. Нго рев ослабел и стал похож на хныканье, потом он снова заревел и пошел прочь, опираясь на три лапы, его жена и дети пошли за ним, и скоро они скрылись в кустах. Мы были очень рады, что не пришли раньше, потому что, идя сажать табак, оружия мы с собой не взяли, а даже если бы и взяли, без жертв с нашей стороны все равно бы не обошлось.