Ян Жнівень - Лучший друг

– Ну все, все. Идите уже отсюда, мелкотня, – сказала Лера, как Маша стала прямо перед ней, смотря своими не столь строгими глазами прямо на нее. Поначалу этот взгляд мог показаться смешным, но вот с лица Леры алкогольный оттенок стерся, и она вмиг насторожилась.

– Мелкотня имеет мозги, которые почему-то не совсем сопоставимы со старшими…

– Эй-эй, хватит, – прервал ее Егор и взял за руку. – А ты, Лера, будь покладистей. Ты в моем с Лёшей доме, а не в своем к… ку…

Он так и не смог сказать ничего обидного, а лишь взял с собой Машу и вышел из окна, чувствуя себя совсем подавленным. Вслед ему смотрела с недоумением Лера, открыв широко глаза, а старший брат рядом лишь довольно улыбался.

Как только Егор спустился по лестнице вниз, Маша оказалась прямо перед его лицом, выйдя из какой-то черной штуки.

– Ты можешь переночевать у меня, – сказала она, подняв бровь.

– Что за магия? – сказал он, не выдержав.

– Ну так что?

– Правда? – ответил он, поняв, что рано ей раскрывать свой секрет.

– Так, я вижу это волнение, – сказала сурово Маша и слегка улыбнулась. – Не фантазируй там себе лишнего, ладно?

Егор удовлетворительно кивнул, хоть и приуныл где-то в глубине души.

Он снова вернулся в ее дом, обстановка которого словно манила своей неоднозначностью. Сидя в кресле и осматриваясь, он наконец заметил то, как эта девушка ловко скрывает свое мягкое сердце под личиной строгости. Все те портреты и многочисленные надписи, даты, слезы, которые она, вероятно, пролила, пока писала их, раскрыли ее не как человека грубого или импульсивного, а как раз наоборот – мягкого и доброго в душе. Сравнивая в голове себя того, о котором ему рассказывал Яша, и ее, которую он видел тут, Егор невольно посмеивался и улыбался, находя сходства с ней, во многом ему льстившие.

Он еще много думал о ее отце и о том, насколько эта дорога поможет ей избавится от гнетущего чувства. Возможно, она еще сильнее усугубит ее положение, но Егор старался не думать об этом, уповая на свои эгоистичные намерения, которые казались ему справедливыми. В своих глазах он выступал неким противником альтруистического подхода, которого в нем никогда особо-то и не было. Эта черта Егору тоже показалась романтичной и по-настоящему печальной, той, которую не поймут.

Рассуждал он, закинув ногу на ногу и прикорнув головой на сжатый кулак. Он долго думал, пока глаза не начали сами по себе смыкаться. Егор зевнул и посмотрел в окно, готовясь упасть в глубокий сон. Увидев огромную арку, вид на которую открывался совсем другой, нежели чем из их с братом дома, он чуть приободрился. Впервые он видел третью колонну, которая для него казалась хорошим отображением их ситуации (в частности, на место подпирающей он ставил себя).

Утром весь дом еще спал. Взглянув на часы, Егор увидел только-только начало седьмого часа, чего не видел, вероятно, с конца своего девятого класса и что для его режима дня было редким случаем. Он зевнул, потянулся и, стараясь не наступить лишний раз на случайный клубок ниток, начал собираться. Уже набросив на себя пальто брата, Егор увидел, что Маша нервно скребет пальцем простыню. Она щурилась и посапывала, словно той снился кошмар. Сам в себя не веря, он взял ее холодную руку и сжал своей, испугавшись, что девушке плохо. Уже собираясь ее разбудить, он открыл рот, но стоило ему обхватить ее руку, как дыхание девушки успокоилось. До его выхода она не издала ни звука.

На улице было очень холодно. Утро лета оказалось не таким мирным, как Егору всегда казалось. Путь до дома шел через ощущения дрожащего тела и слегка леденеющего носа. Добравшись до лестницы, он, весь продрогнув, быстро взобрался на нее и зашел внутрь. В нос, после чистой и свежей комнаты Маши, ударил резкий запах алкоголя, дыма и сырости, которые, как воображаемый требушет, пробили его заграждение спокойствия и умиротворения, царившие доселе. Скинув портфель и подойдя к фильтру-кофе, Егор увидел брата, обнимающего Леру. Они лежали на диване почти голые и мирно спали.

Что-то в ту секунду у Егора защемило внутри. Он не воспринял это как нечто само собой разумеющееся, а как очень странный позыв, которого, как он думал, быть не должно было. Вспоминались слова брата, от чего ему стало еще обиднее. Он сделал себе кофе, сел перед окном и закинул ноги на подоконник.

В душе он почувствовал, что его образ становится больше поэтическим, нежели достойным простого романа о космических приключениях, постер о которых висел на стене и героем которого он себя ранее воспринимал. Он отважно принимал такое одиночество и отстраненность, невольно улыбаясь, но на глаза почему-то накатывались слезы. Кофе дал ему сил на то, чтобы не вскрикнуть от обиды в один момент. Закрыв глаза, он ощутил, как что-то колет под веком. Ему стало плохо, и, понимая свое положение как не самое приятное, которое он не исключено, что надумал, Егор погрузился в себя.

– Испугался… Собственной, блин, слабости. Ничего, – он пододвинул к себе чашку кофе и до дна выпил ее содержимое, – я еще стану настоящим героем, вот увидите.

– Сам с собой говоришь? – спросила Лера.

Егор резко повернулся и увидел то, от чего покраснеть было даже не стыдно. Высокая девушка, почти под стать старшему брату, стояла в одних шортах и бюстгалтере. Она лениво потирала глаз и поправляла растрепавшиеся за ночь короткие, восхищавшие не раз Егора волосы. Она накинула на себя легкое полотенце, умело прикрыв красивые, округлые груди.

– Возможно, дело это не мое, но я знаю, куда вы собираетесь. Лёша все рассказал. Видимо, он ко мне привязался, даже слишком…

– Да знаем мы, почему он к тебе привязался, – обиженно ответил Егор и отвел жадный взгляд в сторону окна.

– Меня это не волнует. Интересует его мое тело или я… Неважно, – она положила руки на доски и опустила взгляд. – Я вижу по тебе, что ты будто бы себя коришь из-за меня.

– Не из-за тебя…

– Не ври мне. Я всегда знала тебя лучше даже, чем твой брат. Вспомни, как ты открылся мне тогда.

В глаза снова ударила жгучая боль. Случай, которому почти полгода, всплыл в памяти Егора как воздушный круг, вдруг поднявшийся со дна бассейна со стремительной скоростью…

Зеленая Свислочь медленно текла по своему желобу, принимая тонны послевоенных отходов в свой бездонный, и без того настрадавшийся от токсинов водный резерв. Егор стоял у ограды и смотрел вниз, наблюдая за бултыхающейся канистрой от антифриза. Рядом была Лера, которую подкупила атмосфера грязного, серого города. Единственное, что ее удерживало от ухода домой, – это Свислочь и ее манящая запущенность.

– Я это мало кому говорил, – начал Егор.

– Тогда зачем говорить мне? – без интереса отвечала Лера, слегка напрягшись.