Евгений Рысс - Шестеро вышли в путь

И все-таки я был совершенно уверен, что не ошибся. Только на всякий случай я задал вопрос.

— Рублей тридцать муж привез? — спросил я.

— Двадцать восемь, — сказала хозяйка и продолжала неторопливо рассказывать про то, как они ждали хозяина.

Ну конечно, рубль вычел с него Катайков, а на рубль он опохмелился или, может быть, купил гостинец девчонкам.

— Как ваша фамилия? — спросил я.

— Савкины, — ответила хозяйка и опять принялась за свой бесконечный рассказ.

Я подошел к Мисаилову и шепнул ему:

— Поторопи их, Вася. Выйдем из деревни, обсудим.

Он кивнул головой.

— Вы как хотите, товарищи, — сказал он, — а я пойду. У меня времени нет.

Голос у него был сердитый, и его сразу послушались. Харбов отвел хозяйку в сторону, и мы слышали, как звякало серебро и хозяйка, сначала отказавшись для приличия, взяла полтинник. Потом мы вышли на трону и зашагали.

Как только деревня скрылась из глаз, Мисаилов остановился.

— Дело ясное, — сказал он. — Обморочил нас Катайков.

Я молчал.

— Ничего не понимаю, — сказал Харбов. — На Ильинском погосте они были. Значит, оттуда пошли на Пильмас-озеро?

— На берегу-то карбаса не было! — сказал раздраженно Мисаилов. — Надо было подумать, куда мог деться карбас. Или он должен был остаться на Илексе, или нам встретиться.

— Темнит, темнит, мироед, — подтвердил дядька.

— Положим, — сказал Семкин, — карбас мог их довезти, а потом пойти на Пильмас.

— Зачем же на Пильмас? — удивился Девятин. — Карбас из Куганаволока. Дорога ему прямая назад. Погода ясная, ни одна лодка навстречу не шла, мы же видели.

— А затем на Пильмас, — сказал Семкин, — чтобы нас запутать. Тоже не дети. Понимают, как дело делается.

— Путает, путает, мироед, — подтвердил дядька.

— Откуда он знает, — спросил Девятин, — что мы за ними идем?

— Знать не знает, — мрачно сказал Андрей, — а опасается.

Мы замолчали. Громко звонило знаменитое ботало. Действительно, звук был необыкновенно низкий. Знаменитая белая корова показалась из-за деревьев и, равнодушно глядя на нас, прошла мимо. Посторонившись, мы пропустили ее.

Четыре косички, завязанные тряпочками, прыгали на плечах у двух девочек, каждая из которых держала по прутику.

— Куда, куда? — кричали обе и хлестали прутиками корову.

Корова, кажется, только сейчас заметила, что за ней идут два маленьких человечка. Она повернула голову, посмотрела на девочек и свернула с тропинки в лес. Девочки побежали за ней, не обращая на нас никакого внимания. По сравнению с коровой мы были неинтересными существами. Четыре косички попрыгали по плечам и скрылись за деревьями. Мы выждали, пока звук ботала затих, и продолжали разговор.

— С Пильмаса только на Выг-озеро путь, — задумчиво сказал Сила. — Тоже не понимаю, что им делать на Выг-озере...

— Откуда мы знаем, где у Катайкова свои люди! — резко сказал Мисаилов. — Может, у него там деревня куплена. Ты разве знаешь до конца его силу?

— Хитрит, хитрит, мироед, — согласился дядька.

— Меня вот что интересует, — сказал Девятин. — Хорошо, Катайков нас обманул. Как теперь вернуться? Афонькина мы отпустили, лодок я на Илексе что-то не видал.

— В Калакунде есть лодки, — сказал Тикачев.

— Есть, — согласился Девятин. — Так это ж выше порогов. Через пороги как проведешь?

— Проводят, — хмуро проговорил Харбов. — Не в этом дело. Куда идти, вот что. Может, вовсе не на Пильмас они пошли. Следов на воде не остается. Пока мы туда-сюда мыкаться будем, они за тысячу верст уйдут. Ищи их!

— Теперь я вам скажу, ребята, — начал я, стараясь принять как можно более скромный вид. — Пока они нас еще не обманули, а только стараются обмануть. Я этого Савкина знаю. Он обязанный Катайкову человек. Помните, я рассказывал, какая на пароходе история вышла? Один пропился, а ему Катайков деньги вернул. Савкин его фамилия. Понятно?

— Ох, куда гнет, кровопийца! — охнул дядька, ничего не поняв.

Ребята молчали.

— Да, — сказал наконец Мисаилов, — возможное дело. Что-то она очень заминала насчет того, зачем хозяин в лес ушел.

— Смотри, как хитро плетет! — волновался дядька.

— Вот что, — сказал Харбов. — Колька маленький лучше нас все узнает. А ну, Николай Третий, ясно, что делать?

— Ясно, — сказал Колька, у которого глаза горели от возбуждения, и, не добавив ни слова, умчался в лес, туда, где прыгали перевязанные тряпочками косички.

Мисаилов свернул папиросу и угостил табаком дядьку. Они докурили до конца и затоптали окурки, когда появился из лесу маленький Колька.

— Ну? — спросил Мисаилов.

— Верно он говорит, — кивнул он на меня головой, — были вчера. Двое пошли провожать. У Фролова лошадь наняли до Лузы. Фролов пошел с лошадью. А Савкин порядился до самой Калгачихи. Катайков деньги предлагал, а он отказался.

— Как закрутил, мироед! — охнул дядька. — Подумать!

Мисаилов повернулся и зашагал дальше на север. Мы пошли за ним.

Ольга спала до самого Куганаволока. Булатов обнял ее одной рукой, голову она положила ему на плечо и не просыпалась, как ни встряхивало коляску на колдобинах и ухабах.

Толком она и в Куганаволоке не проснулась. Булатов ее привел в дом, где был накрыт стол, люди выпивали и разговаривали. Что-то и она съела, что-то и она выпила, дошла в полусне до берега, и Булатов перенес ее на карбас. И поднялся парус, и они поплыли по озеру, и все она видела, как во сне, и, только отошли от берега, — сразу заснула.

Это была не усталость, а нервная реакция. В слишком большом напряжении жила она последние дни. Нервы не выдержали. Сон был глубокий, без сновидений. Она и просыпаясь была как во сне. Настоящее пробуждение ей еще предстояло. Оно будет страшным, это пробуждение. Но сейчас до него далеко. Она засыпает и просыпается, и все в тумане, хотя ярко светит солнце и под солнцем сверкает озеро.

Будто она перелистывает книгу с картинками. Это книга сказок, и на картинках изображено все сказочное: сказочный лес, сказочное озеро.

Сказочный кораблик бежит по воде. Царь Салтан зовет их в гости. На озере вырастут нарядные сказочные дворцы, сложенные из бревен, с пестрыми пряничными украшениями.

Из озера подымается, правда, не дворец, но церковь, такая старенькая, что, конечно, в нее мог ходить царь Салтан или царь Гвидон. Кораблик с парусом пристает к острову. Гости выходят на берег. Продолжается сказка.

Остров пустынен, церковь прогнила и заросла мхом. Встречает их страшный человек, обросший волосами до самых глаз. Гнилые корешки торчат из его десен. Он кривляется и гримасничает. Это что-то не похоже на сказку.

Острая тоска, точно боль, вдруг пронизывает ее. Будто закололо в сердце. Какой вздор! При чем тут пряничные дворцы и цари из пушкинских сказок! Она начинает просыпаться. Она не хочет. Она уже понимает, что пробуждение будет страшным. Пусть продолжается сон.