Дмитрий Котенко - Дериват

– И каков же будет ответ?

– Частица «си» обозначает миролюбивого человека науки, готового обнажить припрятанный в чулане под седым покрывалом паутины тати, если пришедшая во плоти захватчика скверна раздует огонь по плодородным культурам его земли и посмеет осквернить честь его дитя. «До» же есть путь, объединяющий обе тропы – несовместимых по применяемому орудию, но идентичных по силе – в одну кульминационную дорогу на встречу судьбе.

– Я был готов последовать пути бусидо сразу, как Вы мне предложили это сделать. – Уровень миниатюрного частокола, изливающегося воском, неумолимо проседал на глазах у Спри.

– Я в бесконечном человеческом и отцовском долгу перед тобой за то, что ты помог моему Ё О Но Мо избежать расправы правопорядком, что не добавляет ему чести, а уж тем более обесценивает весь мой много страдальческий вклад в дело дома Ё О Ну Мэ, который прадед возвел почти что на костях собственного тела. Я до сих пор чувствую, как, ступая по настилу коридоров, через ступни проходит ощущение восхитительного горя по утрате молодости, заложенной в фундамент здания.

– Мальчишка поступил по чести, не забывайте. Уйти от правосудия посредством взяточничества никоим образом не очерняет его.

– Не очерняет его по меркам социума, но обесчестит его как пошедшую по пути бусидо фигуру, – в резком тоне признал Сиккэн. – А если решил жить по бусидо, то изволь и уйти по бусидо.

– Как? – Спри помнил о легендарных способах дальневосходных воинов встречать смерть, но захотел услышать это из уст живого потомка, унаследовавшего их ремесло.

– Когда воин, буси, понимает, что его честь осквернена, он совершает сэппуку.

– Что это из себя представляет?

– Не имеет значения, бу Спри. Как ты видишь, ни я, ни мой сын не смогут отныне следовать бусидо. Но я испытываю гордость за то, что не чужой мне человек близок стать тем, о чем я теперь не посмею и мечтать. Я лишь имел наглость преподавать ремесло. Твое решение?

– Я готов, – не успел Крео произвести легкий вздох после оглашенного согласия, как последовал резкий взмах тю-о тати, всплеск его сверкающего прилива на лезвии вмиг разразил атмосферу таинства. В беспощадном хладнокровии Сиккэн освободил катану из саи, чтобы напоследок дать оружию надышаться перед десятидневным томлением в ножнах.

– Этот тати останется у меня на известный тебе срок, – глаза Сиккэна нежным брасом изучающе плыли по острию. – Когда-то мы были с ним очень близки… верный друг, разрубающий подвернувшуюся смерть и прокладывающий мне тоннель с выходом к моему спасению.

– Я не пойму тебя, Сиккэн, – Спри ощутил себя на сцене несуществующего спектакля со вступившим в бредовую импровизацию коллегой-артистом, – откуда ты знаешь этот меч? Ведь я купил его у какого-то скаредного коллекционера в захудалой новодэвонской лавке.

– По чьей же рекомендации? – Ё О Нэ Ми гордо улыбнулся, прочитав на мине ученика мгновенно проявившееся понимание.

– Иди в юго-восточную часть новодэвонского острова и, упершись в истекающую красным неоном вывеску с дальневосходными символами, поверни на Уайт Дадао, – Крео вольным моционом шел по мокрой дорожке памяти, вымощенной воспоминаниями из луж ночного муравейника. Спри действительно вспомнил, как нашел скрытый под обвешанными гирляндами неприглядный магазинчик, где продавалось коллекционное холодное оружие.

– «Драконий ковчег», так и называлось место, – теперь Сиккэн был полностью сконцентрирован на Крео. – Я передал его Туманайе Хоши сразу, как приехал сюда с Дальнего Восхода, куда отец сослал меня, чтобы я не забыл лицо своей культуры. Но перед тем как уехать, я был вынужден забыть собственное лицо, так как отроческое бахвальство перевесило неокрепший зрелостью разум.

– Что именно ты там делал?

– Я убивал людей, занимался контрабандой людей, торговал людьми, сам не замечая, как мелкими траншами продавал собственную душу князьям тьмы. – Крео казалось, что говорящий старик переместился назад во времени, а его взгляд еще чуть-чуть и вызволит краски событий, выливая их живыми иллюстрациями на стены комнаты. – Удерживаемый мной сейчас тати, Кочевник – как называл его тот, из чьей, думалось, мертвой хватки я вырвал меч – был преподнесен мне самой сжалившейся судьбой. Этот самый поверженный мной яумо из клана «Неопалимое отмщение» сказал мне, буси Крео, что обязательно вернется за своим мечом. Во что бы то ни стало пройдет огонь, воду и медные трубы, чтобы, вознеся над моим бездыханном телом тати, наложить проклятие вечного скитания моей души в шурфах чистилища. Я ответил этому яумо, что придется сперва нащупать дорогу ко мне, раз я отнял его глаза. Твой учитель так и оставил омерзительного подонка в щенячьей беспомощности захлебываться месивом растекшихся глаз.

– Я не в праве носить этот меч. Оставь его себе, Сиккэн.

– Я не смогу вернуть ему выкованную мастером честь, я не буси. Но вот ты в силе дать Кочевнику освобождение от вросших в его стальное тело эпифитов.

Крео всегда считал, что перед любым поступком, нужно обратиться к себе с вопросом, а найдется ли в его полусгнившей душонке монашеская выдержка нести тяжелую ношу возлагаемой ответственности? Именно из-за таких язвительных отголосков совести он поступал намного проше: с нигилисткой ухмылкой стал осуждать любую аберрацию в сторону морально-волевых связей с чем-либо живым.

Сейчас же, осознавший тягостный соблазн прикоснуться к чему-то новому, Крео, не обращая внимания на всплывший у периферии сознания укор, отдался признанию его школой Ё О Ну Мэ как нового война дальневосходного учения. Проблема была в том, что этим новым витком в жизни могло быть что угодно, лишь бы оно дало Крео шанс сбежать из-под кабалы влечения к девушке, посмевшей померещиться ему даже в той приснопамятной голограмме.

– Меня не будет где-то неделю, – Спри напоминал самому себе, что завтра они с командой специалистов отбывают в таинственное место, обозначенное на карте за океаном, на соседнем материке, в восьми ста километрах от южной пограничной зоны центральной всегломерации. – Но я вернусь за Кочевником, Сиккэн.

– Интересная работа поддерживает состояние интеллектуального бунта, – Ё О Нэ Ми положил меч подле левой руки. – Ты молодец, Крео Спри. Ты молодец.

– Почему-то мне до ужаса хочется употребить какое-то иное слово из уложений бусидо, которые ты, Сиккэн, зачитывал. Поправь меня, пожалуйста, если я неправ. Там было слово… в предложении, которое начинается с «Если же меня спросят, что ещё важно для…

– я отвечу, – тут же прервал Сиккэн, – совершенствуй свой разум, будь человечным и проявляй смелость.

– я постиг…

– что путь самурая это – смерть. Если каждое утро и каждый вечер ты будешь готовить себя к смерти и сможешь жить так, словно твое тело уже умерло, ты станешь подлинным самураем. Поднимайся, самурай.