Дмитрий Котенко - Дериват

Непростительная бессвязность межведомственной кооперации привела к тому, что некоторые пилоты просто так лишились очередных остатков их человечности. Мит-Суг расплатился вдвойне дороже выставленного комиссией счета. Тело матери Мит-Суг МэвеПита кремировали, когда тот тестировал нейроинтерфейс в изолированном от мира павильоне. Зачитывая мятую распечатку безжизненно серого цвета, комиссары по вопросам уведомления сообщили ему о скорбной новости только спустя два месяца.

– Лейтенант, – Спри вырвал пропахнувшего в своих мыслях углем Мит-Суга из крематория, в котором тот никогда не был, – задумались над никчемностью человеческого эгоизма под сводами этого крылатого титана? – Крео уперся руками за притолочную раму и выпятил вперед грудь, оглядывая укромное место пилота.

– Вашими устами да мед пить, – пилот крутил в руках цилиндрический предмет, служивший содержимому намертво запломбированным сосудом. – Вы что-то хотели? Мистер Си, кажется, верно?

– Спри, Крео Спри. Как движки? Команда говорит, что взлететь не получится.

– К сожалению, это так. Но зато Вы помогли нам хотя бы добраться до суши, спустив те капсулы. Радиация вас не тяпнула там на островах?

– Если она там когда-то и была, то ее незначительное присутствие с веками выветрилось. Главное, что допотопный катер был пришвартован к пирсу.

– И что даже пустынные набежчики Вам не встретились по пути? – с искринкой подозрения прищурился Мит-Суг.

– Видно, хороший ховер попался, раз удалось так незаметно проскочить.

– И врожденная арифметическая сноровка также не подвела – как лихо Вы там рассчитали предельно допустимый вес балласта, который необходимо сбросить, чтобы дать шанс «Новым Фронтирам» добраться до здешних координат. При этом, так, к слову, на четвертой капсуле я уже мог выправить судно в оси тангажа. Не понимаю вашего рвения лишать военное ведомство прибавок к годовым бонусам на экономии по обслуживанию флота.

Оба притупленно смотрели друг на друга, словно выжидая, кто первый щелкнет по клепке кобуры, дабы высвободить напрашивающееся обвинение.

– Что это у Вас в руках? – как ни в чем ни бывало спросил Крео, кивая на цилиндр, тот так и оставался зажатым в огрубевших от джостиков штурвала руках МэвеПита.

– Мистер Спри, если у Вас тут особое дело, то я и не собираюсь вмешиваться в него, – сдержанная речь Мит-Суга подтверждала его профессиональную хладнокровность, которой он сжижал мозг и уменьшал в шестьсот раз порочную нервозностью инстинктов самосохранения, находясь в воздухе. – Но, пожалуйста, не держите меня за дурака.

– Эй, кэп! – раздалось со стороны проецирующего стола, вокруг которого скопился почти весь экспедиционный состав: это был инженер из «Пласто» – А что у тебя с глазами? Как-то они необыкновенно сверкают, а МэвеПит?

Спри, выслушав замечание инженера, сам решил удостовериться в обозначенной на лице пилота аномалии.

– Искусственный нейрогенез? – Увлеченный путешественник так до сих пор и не снял баллистическую куртку; буси-до внимательно всматривался в каждый миллиметр оптической оболочки МэвеПита. – Где-то я видел нечто похожее.

– В этих местах… – старался перевести тему пилот, не позволяя бередить прошлое. Хирургически внедренная богохульная оптика стала памятью о божественном лике его матери. – Так вот, в этих местах, еще до слепой ярости и до того, как с ней расправился совет комиссии по военным делам – к счастью, ныне расформированный, – никто никогда не жил. Единственное приближенное место, куда доходили границы человеческой цивилизации, это – заповедник, про который все забыли во времена пандемии.

– К чему Вы клоните, Мит-Суг?

– Что бы вы там ни нашли, знайте: об этом месте нет ни единого упоминания в сети. Какие-то катакомбы, куда не ступала нога человека… а, может, все ее следы там намерено были заметены. Этот ваш источник колоссальной энергии может привести к непоправимым последствиям.

– А вода – мокрая, и трава – зеленая, – Спри развернулся в сторону стола, где горячо обсуждалась стратегия по проникновению в обнаруженную структуру. – Наверное, это нечто особенно дорогое Вам, – речь снова зашла о причудливом цилиндре.

– Удачи, мистер Спри. Если вдруг что, я на связи, – МэвеПит проводил взглядом широкую то ли из-за вздутой куртки, то ли из-за комплекции спину Крео. Буси-до присоединился к разношерстному пленуму; дискуссионное марево над столом так и кипело паром. МэвеПит подождал, пока о нем все забудут, и вновь заботливо стал водить глазами по цилиндру, пока они не остановились на выгравированной надписи: ее выемка под буквы озарялась случайными отблесками комнатного света. «В память о матери. То, что она подарила мне» – было написано на корпусе сосуда. Летчик вспомнил, как нейроинженеры разрешили добровольцам забрать с собой отделенные от их них проводники света в этот мир, проводники, подарившие первое неизгладимое зрительное впечатление младенца о святом – лике божества, через страдания которого замученная крошка вырвалась на свет и трясущимися ручонками дотронулась до лица ее создательницы.

Тени участников операции по вскрытию громадной консервной банки под землей складывались в жуткие фигуры на потолочных перегибах. Нежно морская подсветка голограммы упиралась в надбровные дуги почти каждого склонившегося над столом члена экипажа: окаймляя бугорки над глазницами, она понарошку делала взгляды их хозяев враждебными.

– Вот здесь, – расправленные фаланги геолога зависли внутри карты изучаемой структуры, – вот об этом помещении я говорил.

Любознательные физиономии слушателей потянулись носом к центру визуальной проекции. Рисунок напоминал наслоение пятиэтажных кольцевидных коридоров, тесно облегающих сферическую камеру высотой в десять метров. Вход на балконы кольцевых коридоров осуществлялся через протяжные артерии: эти тоннели напоминали паучьи лапы. Складывалось ощущение, будто нескончаемые своей длинной подходы к сферичной оболочке изначально не были такими уж и растянутыми, напротив – обрывались чуть ли ни у ближайшей стены, за которой уже начиналась улица. Но, по необъяснимому замыслу, таинственный комплекс безвозвратно утонул в земной коре, а его короткие коридорные лапки были протезированы длинными суставчатыми ходулями арахнида. Таким образом, проходы вытягивались кто куда, далеко от стоявшего в их перекрестии исполинского бидона – сферы.

Никто не решался высказать даже самую непогрешимую гипотезу. Неуверенное молчание граничило с недопониманием предназначения замысловатого шара; голографическая фигура с легкостью умещалась в человеческой ладони.

– Оно что… как будто бы дышит? – Гек осторожно обогнул край стола, но картина не поменяла своей сути. – Стенки камеры, взгляните на них. Они что-то излучают.