Оксана Багрий - Правила выживания в Джакарте

Он, конечно, не расслабится, пока в тачке не окажется Боргес, добивающий последнего, пока они не сбросят охрану с хвоста, пока Салим не перестанет на него смотреть, пока не смоются в безопасное место, пока он не пересечет Тихий океан вплавь и не окажется снова подальше отсюда… В общем, он, конечно, не расслабится.

Боргес влетает на переднее сиденье на ходу – и машина резко прибавляет скорость. Это минивэн, в котором второй и третий ряды смотрят друг на друга, поэтому от малейших виражей Рид, Зандли, Салим и еще какой-то пацан начинают лететь друг на друга.

– Давай-давай! Погнали! – Боргес хлопает себя по коленям, дергает Нирману за монашескую сутану, суетливо вертится и оборачивается. – Блин, круто! Как мы их!

– Прекрати вертеться, ты мешаешь, – угрожающе спокойно произносит та и жмет на газ так, что Рид чуть не слетает в проход. Тогда-то он и решает сесть.

– Салим, поменяйся с Андреем местами, я из-за его головы ничего не вижу, – говорит Нирмана, а потом резко дает влево, и Рид влетает головой в крепление ремня безопасности.

Самая стремительная монашка в Юго-Восточной Азии.

Зандли падает на Рида, остальные на заднем сиденье складываются в бутерброд, а Боргес снова хватает Нирману за локоть.

И Нирмане это явно не нравится.

– Если ты не прекратишь, я вырежу тебе кадык.

А теперь еще и самая опасная монашка в Юго-Восточной Азии.

Вообще Нирмана всегда отличалась спокойствием автора пособия по контролю над гневом, но никогда не брезговала насилием. Особенно в экстремальных ситуациях. И если петляние среди мелких самолетов и обслуживающей техники под аккомпанемент пуль не экстремальная ситуация, то Рид решительно ничего не понимает в экстремальных ситуациях.

– Андрей, сядь на место Салима, я сказала, – гнет свою линию она, и спасибо ей большое за это: Рид с радостью посмотрит, как Салим и какой-то высокий пацан в сутане поменяются местами на полной скорости, стараясь не спутаться в человеческую многоножку. – Ты мне загораживаешь обзор. Живее.

Машину сильно встряхивает, когда они заскакивают на бордюр, прокатываются по поваленной при въезде рабице и выезжают на травяное покрытие. Метрах в ста от них дорога, ведущая в город, и это был бы путь на свободу – если бы не накрывшая их сирена.

– Боже, ну не-е-ет, – Зандли звучит точь-в-точь как девушка, которой на свидании подарили черный пулемет «Бизон» вместо розового.

– Твою мать, Рид! – Салим недоволен вполне обоснованно – звук полицейской сирены расстроит кого угодно, – но Рид хочет оспорить свою фамилию в конце восклицания.

Это скорее «твою мать, погоня», или «твою мать, копы», или «твою мать, полицейские “Форды”» – а он здесь вообще не при делах.

– Нирмана, сможешь оторваться?

– С вероятностью процентов в шестьдесят, – бормочет себе под нос та и выжимает из этой машины, кажется, больше, чем в нее закладывали производители. Пригородные тропики за окном смазываются в сплошную ярко-зеленую полосу. – Но мой оклад этого не покрывает.

Боргес, которого, кажется, наличие погони только радует, хочет ударить ее кулаком по плечу, но в последний момент успевает опомниться и просто подбадривает:

– У тебя все получится, я в тебя верю!

– У меня все получится, если ты прекратишь размахивать руками, – мрачно предупреждает она. – Салим, или ты нагибаешь Андрею голову, или вы пересаживаетесь. Последний раз говорю.

– Господи, просто отстань! – орет на нее Салим. – Андрей, опусти голову!

– Пак Салим, может, лучше поменяемся местами? Вы же маленького роста, Нирмане будет лучше видно. – Рид от этого аж оборачивается, сомневаясь, не ослышался ли он.

Господи, он – кто бы этот пацан вообще ни был – это сказал. Он правда это сказал! Проехался по росту Салима прямо в его присутствии! Восхитительная тяга к самоубийству просыпается в том третьем теле на заднем сиденье – незнакомом мальчишке лет двадцати от роду, возмутительно арийской внешности, в длинной сутане со сбившимся воротничком. На аэродроме Рид его не видел, значит, всю стрельбу он просидел здесь.

Салим тем временем тянется к шее забившегося в угол парня, но в этот момент машина снова виляет, и поднявшаяся было Зандли валится назад, на них, поэтому Салиму остается только ее пихнуть:

– А ну, дай я пролезу и задушу этого засранца!

– Но вы не из-за меня такой ма… Ай!

– Обожаю, – заявляет Рид, разворачиваясь уже целиком, чтобы не пропустить ни одного жеста из игры актеров в этом представлении. – На секунду аж порадовался, что вернулся.

– Если бы ты не вернулся… – начинает Салим, перелезая через Зандли и, судя по шипению, случайно заезжая той локтем промеж ребер. – Отвали, я случайно. Андрей, не пинай меня! Так вот, если бы ты не вер…

– Вы лезете, чтобы ударить меня, почему я не должен защищаться?

– Андрей, заткнись!

Боргес становится коленями на кресло и, положив руки на спинку, хохочет. Зандли, закатывая глаза, выбирается из кучи-малы, Нирмана угрожающе молчит, а когда Андрея таки сдвигают в сторону, становятся видны сияющие праздничными огнями крыши нескольких полицейских машин.

– Андрей, прекрати брыкаться, Рид, придурок, прекрати ржать… – И тут, бросая взгляд на Рида, Салим меняется в лице и перестает пинать белобрысого пацана. Пацан пользуется моментом, отодвигается как можно дальше и прижимается лицом к окну.

– Что это? – спрашивает отвлекшийся Салим, поднимая бровь.

– Где? – спрашивает Рид, поднимая бровь в ответ.

– У тебя. На голове.

Боже, только не снова. Кажется, к концу первого дня пребывания здесь, если их всех не посадят, Рид набьет себе на лбу что-нибудь типа «Отвалите, это мои волосы».

– Моя прическа, – как маленькому, отвечает Рид.

Желтый кружок в небе – солнышко, Нирмана только что подрезала машинку, а у Рида на голове – волосы, которые выглядят нормально .

– Это вертолет? – неожиданно спрашивает пацан.

– Это моя прическа, – продолжает стоять на своем Рид.

– Нет, правда, это вертолет. – И парень тычет куда-то в небо, чуть ли не расплющивая нос о стекло.

Несколько секунд в машине царит тишина, и тогда становится понятно, что на самом деле за пределами машины ни хрена не тихо. И дело не в свистящей под колесами дороге, не в полицейской сирене и не в возмущенных сигналах подрезанных водителей, хотя все это создает мелодичную какофонию погони. Где-то вверху шелестят огромные лопасти и даже кто-то что-то вещает через громкоговоритель.

– Это правда вертолет! – восторженно восклицает Боргес.

Рид оборачивается, чтобы ему подмигнуть.

– Все для тебя, Бо.

– Рид, заткнись, – говорит Нирмана, окончательно превращая автомобиль в реактивное средство для группового суицида: Рид чувствует, как его вжимает в сиденье, – это серьезно, твою мать.