Геннадий Горчаков - Юность Богов. Книга первая: Огненная Чаша

Сам Камень же на холм высокий Ра установил, что посреди Долины рос, и надпись высек мыслью острой он.

Добру свои сердца отдайте,

Добро вы славьте в мыслях и делах:

Добро есть Мир,

Добро есть Краса-та –

И будьте верными ему всегда.

Вокруг Камня доброславы водили хороводы и пели песни, в которых славили Владыку Ра, и Ур, и Ладу. Камень тот Горюч-Бел Камнем кто называл, а кто и Адамантом величал – имён ему премного было. Камень по ночам светился нежным светом и часто песни пел, и видеть все могли, как Луч Звезды Далёкой в Камень тот входил и после благоуханием чудесным Камень исходил, и вся Долина надышаться не могла тем дивным ароматом. Иногда вдруг в Камне Голос прорезался – могучий, сильный, звонкий; он изрекал Пророчество, что поначалу непонятным было, и лишь спустя лета ему разгадка находилась, а то и вовсе разгадать пророчества те не могли. Вот, например: «Кто был Второй, восстание поднимет под Горой». Кто был Второй? Восстание какое и под какой Горой? А то он изрекал, что Дева юная весь Мир спасёт. И снова Старцы (собственно там старости не знали и сами уходили в мир Нави или Прави, когда на Яви жить дальше уставали) по звёздам и воде гадали, а то и Камень вопрошали: какая Дева? От чего спасёт, когда и почему? Старцы в Свиток заносили Пророчества такие, надеясь, что со временем и эти тайны раскроются для них. Однажды среди ночи Камень вдруг вскричал: «Измена! Дозор держите крепче!». Внимания на это никто не обратил. Пророчества такие от Камня приходили и во времена иные, что позже наступили, а в начальные года светлые от Камня Изреченья исходили.

Но пока оставим Камень мы в покое, достаточно знать то, что в благословенные те времена от Камня истекала Благодать, что день каждый счастьем наполняла.

Всё в Доброславии волшебным было, с неба начиная, которое обычно светом зелёно-голубым светило и по воле доброславов разноцветные в нём плыли облака, на которые весёлый ветер ставил паруса, в лодьи их превращая; а то, опять же по воле доброславов, семицветьем Радуга вставала, и духи-невидимки на струнах тех цветов играли музыку далёких звёзд, которая струилась цветными лентами из Света, повсюду радости искринки рассыпая.

Ручьи, ключи и речки в тени лесной звенели, скрываясь в ивняке густом, а то ныряли в ельники и кедрачи; сегодня тут журчали, а завтра петли вили там, и доброславы бегали за ними, прося вернуться, не шалить – и, в самом деле, каково? – в вечерней тихой зорьке ключ звенел у самого крыльца, а за ночь срывался вдруг в бега и куролесил по лугам. То просто в речку превращался, а то наверх на холм взбирался, чтобы оттуда водопадом заструиться, а то с каменьями он брался вдруг играть и хохотать, бросая их и так, и сяк, а наигравшись, снова у крыльца журчал. Озёра-озерушки степенством отличались и бегать никуда не собирались, а меж кустов лежали и ветру позволяли себя ласкать, и пенную волну взбивать, а также под одеялом из туманов порой любили тихонько славно подремать. А речкам же проказничать была охота, когда, бывало, задержаться приходилось у кого-нибудь в гостях и возвращаться ночью – и раз – буль-буль-бултых! – вместо тропки по горло в речке ты стоишь. Но даже если ненароком ты воды хлебнул, то из воды сухим ты выходил – вот откуда поговорка родилась: выйти из воды сухим – то водяные баловали и речками играли.

И холмы шутить любили, туда-сюда бродили, меняли цвет и высоту свою, а то и место, на котором пребывали. На холмах дома стояли! Случалось доброславам где-то припоздниться: в тех же хороводах песни распевать, иль звёзды в небе посчитать, вернуться к домику на холм, а там нет ни холма, ни дома: дом с холмом ушёл гулять, и по окрестностям потом хоть днём ищи его с огнём. Нагулявшись, холмы на место возвращались, а то на новом месте оставались, и тогда их приходилось силой мысли обратно возвращать иль к месту новому опять же привыкать.

Да, в те времена материя сознанию охотно подчинялась: какая мысль в неё вонзалась, такою становилась и она. Сознание движеньем жило: дух проявить себя желал в любой частичке бытия, будь камень то простой, или цветок, иль даже человек. Сознанье духа перемен просило, как маленький ребёнок Мир жадно изучало: куда попал, какие Мир ему одежды дал? И боль, и сладость от Материи вериг 2 2 Вериги – цепи, оковы. легко переносил – ведь в Краса-те она являлась и нежно облекала его одеждами и воли слушалась его. Материя тогда ласкалась к духу и такой была, какою дух видеть пожелал её: покорной, нежной, нестроптивой.

И надо бы ещё тут про дома сказать, в которых жили доброславы, да места нет и время поджимает – терпение читателя сгорает: что будет дальше, какие действия пойдут? А мне тут вздумалось расписывать красоты Яви и доброславов вместе с ними, когда сюжет стоит и даже стынет. Но история сия начало в эпохе той имеет, где на будущие времена узлы кармические завязались, и мелочь каждая значение имеет, да и потом дух мой, в эпохе изначальной оказавшись, когда Любовью всё дышало и сверкало Краса-той, не хочет с той эпохой расставаться и Краса-ту её желает донести и вместе с вами восхититься Миром тем, в котором Боги запросто бродили и Краса-ту творили, и каждый мог общаться с Ними, как если б с Матерью-Отцом. Да и к тому же доброславы детьми их были, а Суры, о которых также речь пойдёт, внуками им приходились и тоже бы хотели свой след оставить в летописи этой о временах Первоначальных тех: ведь они тогда же жили и Богов одних любили, хотя порой другими их называли именами, но суть же оставалась всё одна. Суры власти над собой ничьей не признавали, кроме только них самих: с жаждою свободы Ра и Ур их сотворили, как будто бы предвидя участь тяжкую для них. Им предстояло Воинами Правды быть – дух в них ярый полыхал и над челом Мечом вставал.

Да, про дома ещё, что мыслью создавались, добавить надо: дома живые были, а не торчали пнями. Сперва они не понимали, что и почему, зачем они рождение второе получили, а когда разобрались, то очень возгордились – ведь считай, что Боги внутри них жили!

Тогда они любовью страстной к ним воспылали, за хозяевами по пятам шатались, их вопросами старались донимать: куда пошла, хозяйка? зачем и почему? Меня с собой возьмёшь? А то и в хоровод влезали и песни петь пытались – вот такие те были времена! Жизнь тогда во всём бурлила и от людей сознания просила, чтобы разумной стать.

Однажды дедушка Добрея сильно рассерчал: на лавку он прилёг, чтоб малость подремать, а Дому захотелось погулять. Дед свалился на пол и сильно бок ушиб. Тогда клюкой корявою он Дому пригрозил, что в землю колышек воткнёт и тройным узлом к нему привяжет Дом. После такой угрозы страшной Дом малость присмирел, и только с разрешения хозяев гулять отваживался он. Когда Домам-гулёнам дали имена, то они охотно на имена те откликались: им очень любо было, что имя есть у них – совсем как у людей. Ещё чуть-чуть добавлю, что вспомнить удалось. Дома у многих были ещё и из цветов, которые на стены и на крыши листьев не жалели и круглый год цвели снаружи и внутри.