Вадим Кучеренко - Химера

– Иными словами, не вы, а ваш муж подал на вас в суд, потребовав развод, – нетерпеливо подсказал Фергюс. Он всегда предпочитал факты эмоциям.

– Точно, – улыбнулась Евгения. – В вашем взгляде сквозит то же самое осуждение, которое я увидела в глазах судьи. А потому спорить было бессмысленно. Нас с мужем развели, алиментов мне не присудили. Но, главное, меня лишили прав на моего сына. Запретили даже приближаться к нему на пушечный выстрел. Вы случайно не подскажете, сколько это в метрах – пушечный выстрел? Всегда хотела это узнать.

– Но почему? – удивился Фергюс. – Вы не работали, были асоциальным элементом, наркоманили?

– Ничего из этого позорного списка. Я работала в американской школе, имела хорошую зарплату, отличалась примерным поведением, была образцовой матерью и хозяйкой в глазах всех соседей. У меня был только один изъян. Но существенный. Я не была матерью собственного сына. Мой муж сказал на суде, что он его родной отец, а я – бесплодная женщина и мачеха, которая претендует на чужого ребенка, чтобы получать алименты и жить, не работая. А потому… Судья был абсолютно прав. Ребенок должен жить с родным отцом, а не с мачехой, да еще и сумасшедшей, потому что она настаивает на своем кровном родстве с ним.

– Я не понимаю, – честно признался Фергюс. – В конце концов, есть же генетическая экспертиза. Вы могли…

– Я рассуждала точно так же, как и вы, – заверила его Евгения. – Мой бедный сын стал донором, чтобы доказать наше с ним кровное родство. Но генетический анализ показал, что мы с ним даже не дальние родственники. Забавно, что волосы у него были такими же русыми, как у меня. А его отец – то, что называется жгучий брюнет. Но это никого не смутило. Я настаивала. Мне пригрозили сумасшедшим домом. И я… Я сдалась. Испугалась и перестала бороться за своего сына. Уехала из Америки. В Москву. И только здесь, пройдя медицинское освидетельствование, я узнала, в чем причина того, что моего сына не признали моим родным сыном. Оказывается, я – женщина-химера.

– Как я догадываюсь, ваш муж знал это раньше? – спросил Фергюс. – И поэтому не опасался, предъявляя вам абсурдное обвинение в суде.

– Да, ведь он же был врач, – кивнула Евгения. – Когда он узнал о моей беременности, то заставил меня пройти медицинское освидетельствование в своей клинике. Как он говорил, им руководит забота о здоровье будущего ребенка. Думаю, именно тогда он все узнал обо мне. И изменил свое отношение к нашему браку. Действительно, разве можно любить не женщину, а химеру?

– Любить можно кого угодно, – хмуро буркнул Фергюс. – Во всяком случае, я так думаю.

– А знаете, что я думаю?

– Нет.

– Что судьба наказала меня за убийство родной сестры. Ведь было сказано – не убий! А я нарушила эту заповедь. И понесла заслуженное наказание. И я не спорю с его справедливостью. Но почему из-за моей вины должен страдать мой сын? А вот это уже несправедливо. Вы не находите, Федор Иванович?

– Дети не должны страдать никогда и не при каких обстоятельствах, – тон, каким Фергюс произнес эту фразу, не оставлял ни малейших сомнений, что она были им выстрадана, и он не отступится от нее ни на йоту. – Что бы ни совершили их родители.

– А мой сын страдает, – глаза Евгении на миг посветлели, как будто небо осветила вспышка молнии. – Его отец, едва получив развод, снова женился. А моего сына поместил в клинику. Мой Альберт никому не нужен. Кроме меня. Но мне его не отдадут никогда. Ведь я – химера. Можно ли такому чудовищу доверить воспитание полноправного гражданина Америки! Если вы так думаете, вы, несомненно, не американец, а человек второго сорта.

Евгения коротко и зло рассмеялась. В ее глазах страдание смешалось с ненавистью. И это была жуткая, пугающая смесь.

– Никогда не был человеком второго сорта, – заметил Фергюс. – Впрочем, человеком тоже. Слава Великой Эльфийке! И, кстати, ничего нового о людях я сейчас не узнал. Всегда знал, что это ужасные существа.

Он говорил с Евгенией, не боясь быть услышанным ею. Женщина опустила голову на стол. Переполнявшие ее чувства превысили меру отпущенных ей душевных сил. И она потеряла сознания.

Но Фергюс забыл о внуке, который все это время безмятежно жевал шоколад и внимательно слушал рассказ Евгении, мало что в нем понимая. Но деда он понял хорошо.

– Послушай, – спросил Альф, заинтересованно подняв голову. – Но если ты не человек, то кто же тогда?

– Начинается посадка на рейс номер…

Громогласно прозвучавшее под сводами аэропорта объявление спасло Фергюса от ответа на провокационный вопрос, заданный внуком. Сам Альф сразу же забыл о нем и подскочил со стула.

– Дед, пойдем! – закричал он. – А то опоздаем на самолет!

Вздрогнув, Евгения очнулась от его крика, прозвучавшего подобно иерихонской трубе. Она подняла голову, прислушалась. Доза коньяка, которую женщина выпила с кофе, была столь малой, что хмель за время короткого обморока исчез, бесследно растворившись в крови. Она виновато улыбнулась.

– А возьмете меня с собой? – спросила она мальчика, но обращаясь, несомненно, к Фергюсу. – Я к вам уже привыкла. Мне будет одиноко без вас.

– А то! – Альф почти приплясывал от возбуждения. Он схватил женщину за руку и потянул за собой. – Вставайте же! Мы с дедом будем очень рады вашей компании. Правда, дед?

Фергюсу не оставалось ничего другого, как подчиниться воле внука и кивнуть. Евгения просияла. И сразу стала необыкновенно красивой. Ей очень шло улыбаться и быть счастливой.

Они встали. Фергюс взял Альфа за одну руку, Евгения – за другую. Это вышло так, словно они были семьей, и по-другому не могло и быть. И Альф воспринял это как само собой разумеющееся. Живя с дедом, одиноким и замкнутым по натуре, он не знал ни своей матери, ни женской ласки, но доверился Евгении сразу и безоговорочно, как щенок, который, едва прозрев, выбирает себе хозяина раз и на всю жизнь.

Может быть, Фергюс и воспротивился бы этому, памятуя о своем решении расстаться с Евгенией еще в аэропорту Сиднея. Но в эту минуту ему было не до того. Они проходили мимо одной из стоек, где шла регистрация на рейс до Берлина. И он снова увидел Алву в окружении ее чемоданов, которые по мановению ее пальца один за другим ставил на весы все тот же хмурый долготерпеливый носильщик.

Фергюсу не понадобилось много времени, чтобы сопоставить все факты и понять намерения Алвы. В Берлине находилась резиденция главы Совета ХIII эльбста Роналда, самого могущественного врага Фергюса. Несомненно, Алва увидела и узнала его. И сейчас она спешила в Берлин, чтобы рассказать о чудесном воскрешении эльфа, которого все считали погибшим. А ведь он, Фергюс, прожил все эти годы только благодаря этому заблуждению. Не говоря уже о его внуке, некогда приговоренному, вместе с матерью и отцом, к сожжению в жерле вулкана. Приговор Совета ХIII страшен еще и потому, что он не имеет срока давности. А, следовательно, Альф по-прежнему находился в смертельной опасности.