Уильям Уилки Коллинз - Лунный камень

Слава тебе, господи, наконец-то мы добрались до кануна дня рождения! Вы должны признать, что на этот раз я провел вас не столь извилистым путем. Веселее! Я предлагаю вам новую главу, которая погрузит вас в самую гущу событий.

Двадцать первое июня, день рождения Рэчел, с рассвета начался пасмурно и неприкаянно, но к полудню приободрился.

Мы в людской, как заведено, начали торжественный день с вручения мисс Рэчел скромных подарков. Ежегодную дежурную речь, как старший над всеми слугами, произнес я. В этом я подражаю речи королевы на открытии парламента – она каждый год повторяет одно и то же. Мое выступление (как и выступление королевы) всякий раз ожидают с таким же нетерпением, словно ничего подобного никогда не слышали. Прослушав мою речь и убедившись, что в ней против ожидания нет ничего нового, челядь, немного побурчав, надеется услышать что-нибудь оригинальное в следующем году. Вывод: править людьми несложно – хоть в парламенте, хоть на кухне. После завтрака мы с господином Фрэнклином имели приватный разговор о Лунном камне – настало время забрать его из банка во Фризингхолле и передать в руки мисс Рэчел.

Нечто еще больше усугубило странную противоречивость и непостоянство его характера – то ли попытка еще раз объясниться в любви кузине и полученный отказ, то ли хронический недосып – я не знаю. Но только в утро дня рождения кузины мистер Фрэнклин определенно был не в лучшей форме. За двадцать минут он двадцать раз передумал, что будет делать с алмазом. Я со своей стороны налегал на известные факты. До сих пор не случилось ничего такого, чтобы вселять в миледи тревогу по поводу алмаза. Ничего также не могло отменить юридические обязательства, возложенные на мистера Фрэнклина по передаче алмаза во владение кузины. Таково было мое мнение, и как бы он ни изворачивался, ему в конце концов пришлось принять его как свое собственное. Мы устроили, чтобы он после обеда съездил верхом во Фризингхолл и вернулся домой с алмазом в компании мистера Годфри и его сестер.

После этого молодой господин отправился к мисс Рэчел.

Бесконечное раскрашивание двери заняло все утро и часть второй половины дня. Пенелопа стояла наготове и по команде смешивала краски, миледи перед обедом несколько раз заглядывала в комнату, зажав платком нос (в этот день они часто пользовались растворителем мистера Фрэнклина), безуспешно пытаясь оторвать художников от их занятия. Когда они, наконец, сняли фартуки, отпустили (надышавшуюся растворителем) Пенелопу и счистили с себя грязь, часы показывали три пополудни. Они добились своего, закончили дверь к дню рождения и ужасно этим гордились. Грифоны, купидоны и прочее, должен признать, выглядели прелестно. Однако они были так многочисленны, так переплелись с цветами и узорами и так неестественно кувыркались, что после первоначального удовольствия от их созерцания в голове возникал неприятный сумбур, не проходивший несколько часов. И если мою дочь после утренних трудов стошнило на кухне для челяди, то виной тому отнюдь не разбавитель. Нет-нет! Он-то лишь вонял, пока сохнул. И если искусство требует жертв, хотя бы и от моей родной дочери, то пусть получит эту жертву!

Мистер Фрэнклин что-то наскоро перехватил с обеденного стола и ускакал во Фризингхолл. Якобы для сопровождения кузин, как он сказал миледи. А на самом деле, о чем знали только мы с ним, чтобы забрать Лунный камень.

Как во время всех крупных торжеств, я по обыкновению должен был стоять у буфета и следить, как обслуживаются гости за столом, что в отсутствие мистера Фрэнклина давало мне шанс хорошенько подумать. Разобравшись с вином и устроив смотр слугам и служанкам, назначенным прислуживать за столом, я ушел к себе отдохнуть до прибытия гостей. Пара затяжек (известно чего) и несколько пассажей известной книги, которую я уже упоминал на этих страницах, успокоили мою душу и тело. От дремоты, хотя я предпочел бы назвать это состояние задумчивостью, меня заставил очнуться стук лошадиных копыт за окном. Выйдя на порог, я встретил кавалькаду, состоящую из мистера Фрэнклина, кузена и двух кузин в сопровождении одного из старых грумов мистера Эблуайта.

Судя по виду мистера Годфри, он, как и мистер Фрэнклин, был не в духе. Мистер Годфри с обычной вежливостью пожал мою руку и выразил сдержанную радость, что его старый друг Беттередж держится молодцом. И все-таки над его головой нависала неизвестно откуда взявшаяся туча. Когда я спросил, как себя чувствует его батюшка, он лишь бросил в ответ: «Как обычно». Зато бодрости духа обеих мисс Эблуайт хватило бы хоть на двадцать человек, что более чем уравнивало положение. Не уступающие ростом брату, дородные, желтоволосые, розовощекие бабенки, не страдающие худобой и малокровием, с головы до пят излучали здоровье и веселость. У бедных лошадок, везущих их на своих спинах, дрожали ноги. Когда дамочки соскочили с седел на землю (без чужой помощи), то, клянусь, подпрыгнули, как резиновые мячики. Любая фраза обеих мисс Эблуайт начиналась с продолжительного «о-о-о», любое действие сопровождалось шумом и треском, они к месту и не к месту хихикали и взвизгивали по малейшему поводу. Я мысленно назвал их «попрыгуньями».

Прикрываясь поднятым юными леди шумом, я успел потихоньку перекинуться словом с мистером Фрэнклином в передней:

– Вы благополучно доставили алмаз, сэр?

Он кивнул и похлопал себя по нагрудному карману.

– Индусы вам не попадались?

– Никаких следов.

Осведомившись, где сейчас миледи, и узнав, что она в малой гостиной, он тотчас же направился туда. Не прошло и минуты, как зазвонил колокольчик и Пенелопа прибежала сообщить мисс Рэчел, что с ней желает переговорить мистер Фрэнклин.

Пересекая переднюю полчаса спустя, я встрепенулся, услышав взрыв ахов и охов в малой гостиной. Нельзя сказать, что они меня насторожили, потому как среди них отчетливо доминировало длинное «о-о-о» обеих мисс Эблуайт. Тем не менее я решил заглянуть внутрь (якобы за распоряжениями насчет ужина) и проверить, не случилось ли чего серьезного.

У стола, точно загипнотизированная, стояла мисс Рэчел с несчастным алмазом полковника в руках. По бокам от нее преклонили колени две попрыгуньи, они пожирали драгоценный камень глазами и вскрикивали от восторга всякий раз, как алмаз сверкал по-новому. У другого конца стола стоял мистер Годфри, хлопая в ладоши, как большой ребенок, и нараспев выводя тоненьким голоском: «Изумительно! Изумительно!» В кресле возле книжного шкафа сидел мистер Фрэнклин, он щипал себя за бороду и тревожно поглядывал в сторону окна. А у окна находился предмет его внимания – миледи с выдержкой из завещания полковника в руках, повернувшаяся ко всей честной компании спиной.