Константин Стерликов - Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 3

– Дальше не надо, Гриша! Хватит и этого… После каждого инквизиторского преступного выпада фашистов нам приходится новые виды подразделений придумывать. И пока вполне эффективно. Но удача мадам капризная, может и отвернуться! А мы оружием небогаты… Один ум, солдатская смекалка и остается!

– Ну, на ней мы почитай, все войны и выигрывали! Оружие у нас как дополнение. А первое – это совершенно нестандартное решение на грани безумия! Это уже русская традиция… Которая нам и приносила победу!

– С нами воевать – сразу подписать приговор! Когда до них всех дойдет? Конечно мы всегда платим большую цену, но победа остается за нами!

– Это верно. Ладно, пойдем дальше. Теперь смотри Коля, в случае обвала, если он уже застиг и порода рушится – надо уходить укрываться в любой нише или проеме. Пласт пород всегда опускается по центру и на границе, по краю есть шанс уцелеть. Мы весь личный состав проинструктируем на собраниях, но и чтобы вы это помнили как поп «Отче наш…» и постоянно напоминали людям. Чтобы это у них в мозг, в кожу въелось, иначе не спастись!

– Ясно, сделаем! Открываем новый производственный уровень. По сохранению семян человеческой жизни в этом мрачном подземелье! Будем слушать как враг крадется и заодно что нам эти каменоломни на ухо нашепчут… Видимо за века много чего на душе каменной скопилось? Ты бы так сказал, с позиции своей романтики?

– Именно! Все секреты катакомб теперь твои! Ты как исповедник будешь этих печальных скал! Все его слезы и радости… тебе доверяются и твоим подчиненным! Будешь знать больше, чем кто-либо… О тех, кто в этот камень ушел!

– Нам бы только не уйти! – вздыхает Белов, оглядывая огромный свод над собой, – Все что угодно, но не хочу здесь лежать, если помру… Только наверху – чтоб теплая земля и солнышко пекло сверху! И птицы пели!

– Рано нам о смерти думать! – замечаетТрубилин, – Нас еще много чего дальше ждет. Умереть просто. И пока не имеем права. Без нас кто страну поднимать будет? Возвращать ей всю мощь и величие?

– Я так… на всякий случай! Пожелание Судьбе и самому себе! Чтоб уж наверняка отсюда выйти на человеческий простор! А там уже пускай как сложится. Не хочу в этих камнях оставаться…

– Не останемся! Это не наш мир, какой бы порой таинственный и привлекательный не был! Это чужая территория. Мы здесь случайные гости. И скоро уйдем. Нас солнце ждет…

Сумеречная степь слабо колышется под порывами налетающего с моря ветра. Над каменоломнями висит едкая серая пелена от постоянных взрывов, закрывая небо и солнце. Так что не понятно, что сейчас – разгар дня или поздний вечер. Подполковник Бурмин хмуро наблюдает за происходящим из щели замаскированного НП, то поднимая бинокль, то просто внимательно оглядывая все раскинувшееся широкое пространство, словно ищет ответ на что-то. Все замерло, будто в каком-то странном оцепенении. Не видно, не ощущается ни единой души. Но это на первый взгляд. То там, то здесь на вражеском горизонте мелькают едва уловимые контуры, замечается внушительное передвижение, иногда даже доносятся резкие голоса. Два противоборствующих лагеря продолжают свою скрытую игру, прячась в одной большой засаде. Борьба только разгорается…

Внезапно, сзади, в глубине узкого прохода раздается шорох… Сыплется мелкий камень, тревожно пляшет пламя факела. Из вязкого мрака выступает крупная монументальная фигура комиссара Парахина.

– Ты чего здесь Иван? – хмуро спрашивает Бурмин, бросив быстрый взгляд, и вновь приникая к окулярам бинокля, – На красоты степи полюбоваться или по делу? Весь запыхался, как будто за тобой черт гонится…

– Да по твою душу! – отряхивается от известковой пыли и крошки Парахин, – Послан бесами прямо из Бездны… Везде тебя искал, весь гарнизон облазил, руки ноги ободрал, а ты поди-ка ж, здесь сидишь… На фрица наглядеться не можешь! Других занятий нет? На НП у нас и сержанты с рядовыми отлично справляются! Убегаешь, прячешься…

– И что так соскучился? – мрачно шутит подполковник, – Так я не девка красная, чтоб быть предметом тонких чувств, в штабе мы бы все равно пересеклись! Раньше я не был объектом такого пристального внимания. Все как обычно. Я в своем секторе… На своем месте. Занят рутинной работой. Что нужно то? В чем такая срочность? Горит что ли что?

– Еще как горит, Григорий! Алым пламенем… Гарнизон у нас уже который день без командования. Можно сказать обезглавлен. Не порядок! Вот я к тебе и пришел.

– А я что? Должен решить этот штабной вопрос? Так я вроде обыкновенный комбат, такой же, как и другие…

– Ты и должен возглавить гарнизон, вдохнуть в него жизнь! Повести дальше…

– Пошутил, Ваня?

– Я сейчас похож на клоуна? Времени на прибаутки и песенки сейчас нет. В гарнизоне траур. Ягунов погиб. И я не в том настроении, чтобы как-то изысканно веселится. У меня что, других дел нет, чтоб тебя по всем каменоломням рыскать и дешевыми анекдотами развлекать? Очнись уже, приди в себя…

– Да я в полном порядке! Это ты чего-то кипятишься, и весь на взводе….

– Многие командиры и почти все солдаты склоняются к тому, что командование нашим гарнизоном должен принять именно ты, и никто другой… Я естественно в числе первых «за»…

– Нет. Это не ко мне. Я не смогу!

– Так, ну-ка положи бинокль и посмотри на меня товарищ Бурмин! Я с тобой хотел по-человечески, да видно не получается… Тогда как представитель партии поговорю. Разворачивайся и садись напротив меня! Разговор будет серьезный.

– Ишь ты как! – усмехается Бурмин, – Ну будь, по-твоему, товарищ комиссар! Разошелся то как… Пылаешь, хоть костер разжигай! Что стряслось, Ваня?

– То и стряслось, что командир нам нужен. И лучшая кандидатура это ты!

– С чего это?

– Ты валенком не прикидывайся, Гриша! Сам все прекрасно понимаешь… Ты как раз то, что нам надо. Смелый, решительный, даже в чем-то авантюрно-безумный! С легендарным боевым опытом, любимый бойцами. Ты популярен. Молодые лейтенанты с тебя глаз не сводят, на тебя равняются, тебе подражают…

– У нас все популярны. И с опытом тоже. Многие Гражданскую прошли. Насчет авторитета, так ты в первых рядах. С тобой вообще никто не сравнится. Люди тебя на руках готовы носить. За твою отзывчивость и силу внутреннюю! С тобой и на краю пропасти спокойно. Потом хоть кого возьми, хоть Левицкого, хоть Панова… И вообще по уставу, у нас должность должен старший по званию занимать, то бишь получается Верушкин! Он полковник, ему и карты в руки…

– Верушкин? Теперь ты шутишь? Да, он работник штаба, с бесценным опытом, заместитель Ягунова, отличный стратег. Федор Алексеевич конечно прекрасный преданный командир, в своем деле, и человек замечательный тоже. И для нашей обороны он сделал неизмеримо много, спас нас всех и с газоубежищами, и с грамотным размещением служб в катакомбах, и советы его были просто бесценны, земной как говорится поклон! Но ты, же понимаешь, что в любом случае, это был бы не самый лучший вариант. Каждый должен выполнять обязанности соответствующие его возможностям. Он из госпиталя не выходит. Еле передвигается. У него больное сердце и общее состояние очень плохое. Мы его оберегаем, как можем. Хоть бы дотянул до конца обороны, а там, в нормальную больницу на долгое лечение. Но руководить, принимать ответственные решения, идти в бой, вдохновлять на борьбу… Вести за собой, в том числе сомневающихся и отчаявшихся, это увы, не он. А ты знаешь, что до наступления, он был под арестом? За пассивность действий в боевых условиях? Я не знаю деталей этого дела. Может там и «особисты» перестарались, но это тоже о чем-то говорит. Командир должен быть энергичным, деятельным, дерзким, где-то даже безрассудным. Личным примером вести за собой! Таким как ты. Лучшего и представить нельзя. А ты у нас – «Багратион»! Тебя так все в гарнизоне зовут. Делай выводы.