Виталий Конеев - Я, Иосиф Прекрасный

Греки перестали двигаться, кушать, с раскрытыми ртами внимательно они слушали Перколиса. Да и Андромах, который минуту назад демонстративно заткнул было свои уши затычками, выдернул их, раздражённо говоря: «И вот полководец вступил в парилку…» А Перколис сильно хлопнул себя по поясу ладонями.

– Вы сами видите, что на мне нет оружия. Да и никогда я не ходил с мечом. Это ли не доказательство правдивости моих слов. Я долго не решался поднять подол своей туники, ведь я отец семейства. Но в страхе, что девушки могли убить себя, а я стал бы убийцей, я решился…

Через две недели у всех жителей города появилась странная болезнь. Люди не понимали, откуда она взялась. Ругали евреев. Ораторы собирались на площади и обменивались длинными гневными речами, принимая героические позы. Но болезнь не отступала.

– Жрец, возьми антик, – сказал Иосиф, протягивая жрецу храма серебряную монету.

Тот в это время подошёл с молотом к жертвенному быку, подошёл осторожно, пряча за спиной орудие убийства. Крупное, мускулистое животное, не догадываясь о том, что его ожидало, с удовольствием и довольно быстро слизывало языком со дна кормушки пшеничную муку. Встав рядом с рогатой головой быка, жрец взмахнул тяжёлым молотом, и в это время прозвучал голос Иосифа. Удар получился не точным. Бык, изумлённый коварством жреца, замер на секунду, а в следующее мгновенье с рёвом поддел его снизу, поднял на рога, отшвырнул в сторону, как охапку соломы и выскочил из зала.

Жрец с трудом, сдерживая стоны, встал на ноги, долго и молча смотрел на Иосифа. Потом он сильным жестом простёр обе руки в сторону юноши и сказал, скупо двигая губами, словно прокаркал:

– Этот знак тебе! – и добавил, указав пальцем на дверь: – Иди туда. Серебро оставь перед входом.

– Но что говорит знак? Я ли был в образе быка?

Жрец перевёл свой пронзительный взгляд на руку юноши, что сжимала серебряный кружок, усмехнулся и тем же сильным громовым голосом ответил в гулкой тишине храма:

– Однажды ты придёшь сюда с человеком, который оставит миру слова: «Деньги не пахнут». Но только слова.

– А что я оставлю? – с душевным трепетом едва-едва слышно спросил Иосиф, боясь узнать, что его судьба обыкновенная, как у всех людей, истово желая, чтобы она была замечательной.

– Если я скажу, ты не придёшь сюда, – ответил жрец, многозначительно усмехнувшись.

И он медленным жестом руки указал на дверь. Она была деревянной. Иосиф осмотрел её и, не найдя скобу, решил, что дверь открывалась наружу, из зала в другое помещение. Он протянул руку, чтобы толкнуть её, и увидел, что дверь исчезла, как будто её и не было. А перед ним простирался квадратный зал без крыши, тот зал, где Иосиф находился секунду назад. Он хорошо помнил, что жертвенник был пустой, на нём ничего не было. И не были приготовлены дрова для сожжения жертвы. А сейчас в пустом зале от жертвенника поднимался вверх синий дым. Его вид притянул внимание юноши. Струя дыма заколебалась, как это всегда происходило на открытом месте от движения воздуха. Но здесь, в храме не было сквозняка.

Едва Иосиф ощутил сладковатый запах дыма, как тотчас отметил, что всё вокруг него потеряло чёткие очертания. Он покачнулся и посмотрел вниз, на каменный пол и не увидел своего тела. И вдруг услышал рядом с собой дыхание человека, девушки. Она фыркнула и греховным чувственным и капризным голосом сказала:

– Куда ты смотришь? Я здесь.

Она провела пальцами по его щеке, а он смотрел на то место, где звучал её греховный, очень приятный голос и не видел её.

– Я жду тебя, Иосиф. Мы скоро встретимся. Я знаю, ты мечтал обо мне.

Иосиф смутился оттого, что девушка каким-то образом узнала его тайные мысли. Он ощутил, что его лицу стало горячо от бурного прилива крови к щекам. К тому же он чувствовал, что незнакомка смотрела на него, понимала, почему он покраснел, и улыбалась. Она говорила на греческом языке.

– Я не могу общаться с греками. У нас, евреев, строгая вера.

Она весело рассмеялась и положила свои руки на его плечи.

– Если так, то зачем ты пришёл сюда? Не отвечай. Знаю.

Он ощутил, что девушка потянулась к нему, прикоснулась губами к его губам и отступила от Иосифа. У него кружилась голова от бурного тока крови, от обилия чувств, что охватили его душу.

– Кто ты? Где мы с тобой встретимся?

Но в ответ он услышал греховный смех девушки и её шаги, что быстро удалялись от Иосифа. Он громко рассмеялся и воскликнул:

– Я видел сон! Я нахожусь во сне!

– Нет. Это не сон, – услышал он голос жреца. – Ты хотел узреть своё будущее, но чтобы оно состоялось, нельзя входить в него. Одно скажу. Тебя ждёт судьба, какая не выпадает на долю смертному человеку. Прощай и до скорой встречи.

Вновь вокруг него всё изменилось, и он несколько секунд удивлённо рассматривал дверь. Ту дверь, к которой он подошёл несколько минут назад. Иосиф протянул к ней руку, ощутил пальцами её материальность, толкнул и шагнул вперёд. И, ещё не успев что-либо увидеть впереди, услышал крик:

– Он пришёл!

Иосиф с потрясённой душой стоял во дворе своего родного дома. Он уже сомневался, что покидал его, что жил три года среди ессеев, что был в храме бога Кармил. Сомневался, что разговаривал с девушкой. Его удивило, что выскочившие во двор мать, Аристобул и все домочадцы почему-то стали меньше ростом. Впрочем, он тут же понял, что он сам вырос, а туника, когда-то длинная до пят, едва прикрывала его колени.

Домочадцы встали перед Иосифом полукругом и изумлённо начали рассматривать его, потому что три года назад он был маленьким, худеньким подростком, а сейчас они видели высокого широкоплечего юношу.

Мать порывисто обняла Иосифа и расцеловала его лицо. Почему-то слёзы хлынули из глаз Иосифа. Он шумно хмыкнул носом и, смеясь, сказал:

– Я много выпил воды.

Аристобул схватил его руку, удивлённо осмотрел, чмокнул её губами и крикнул:

– Это рука настоящего мужчины!

Он начал хлопать в ладоши и ходить, пританцовывая вокруг Иосифа, смахивая с лица слёзы умиления. А потом убежал на улицу, чтобы всем встречным людям рассказать о подвиге Иосифа.

Юноша стоял во дворе на одном месте, обнимаемый и орошаемый слезами домочадцев и плакал, потому что вернулся домой.

Поступок Иосифа поразил всех аристократов, жителей города. По предложению первосвященника он был введён в состав синедриона от партии фарисеев. Но его интересовали взгляды саддукеев, которые хотели жить в мире с язычниками и сами жили, как язычники.

Иосиф возлюбил трудности. Занялся жестоким видом спорта – пантекреоном. Регулярно ходил в гимнасий, соблюдая меры предосторожности. Он мечтал стать олимпиоником. Но в таком случае, Иосиф навсегда должен был уйти от своего народа, как это сделал Тиберий Александр, бывший прокуратор Палестины. А юноша стал для народа идеальным мужчиной. Ему подражали. Он был вождём молодёжи. И когда Иосиф примкнул к саддукеям, фарисеи не прервали с ним хороших отношений, по-прежнему считая его «своим».