Сергей Ашманов - Невероятная история мистера Пэрриша

– Пойдем со мной, сынок. Тебе больше нечего делать здесь.

В глазах его читалось добро, и я пошел за ним.

Следующие события я опишу вкратце. Они сыграли свою роль, но не так, как описанные выше.

Того старика, что подобрал меня с улицы, звали барон Рональд Кольридж. Он сделал состояние в Лондоне, где имел свою текстильную фабрику и сеть текстильных магазинчиков. Помимо прочего, он имел большое влияние в обществе, славился своим волевым характером, неподкупностью, живостью речи и тонким саркастическим юмором, который раздражал многих не очень интеллигентных людей.

Барон жил в пригороде Лондона. Его земли затрагивали несколько заповедников, три фермы и две реки. Территория была огромной. На ней располагался особняк Кольриджей, где и жил барон с двумя своими сыновьями – Джулиусом и Эдмундом. Жена барона умерла давно, а сам он не горел желанием иметь какие-либо отношения с противоположным полом, поскольку считал, что был уже слишком стар, и что женщина постоянно отвлекала бы его от важных дел. Человек он был весьма рассудителен, строг и всегда резко отзывался о том, что ему не нравится.

С того момента, как он забрал меня с улицы, минуло шестнадцать лет. Мистер Кольридж официально усыновил меня почти пятнадцать лет назад, и с тех пор я живу вместе с ним в особняке Кольриджей. Мой второй отец дал мне образование. Я окончил школу и Университетский колледж в Лондоне, где обучался на факультете преподавания и образования, который окончил с отличием. Об этом периоде своей жизни я буду упоминать в дальнейшем, когда это будет уместно. После обучения я работал с бумагами барона, частично помогал ему вести дела с текстилем и продажами. После всей этой суматохи я решил устроиться работать в школу преподавателем истории и политики. Проработав там какое-то время, отец предложил мне более престижную работу – секретарь в суде. Для этого мне не требовалось юридическое образование, а всего лишь знание языка и умение быстро вести записи судебных заседаний, что удавалось мне довольно виртуозно. Но и в суде я проработал недолго ввиду монотонности и скучности этой, казалось бы, на первый взгляд, простой работы. Последний год я зарабатывал тем, что печатал статьи в разных журналах.

Возможно вы скажете, что живу я прекрасно и ни в чем себе не отказываю. Возможно вы подумаете, что я пользуюсь всеми доступными мне благами и трачу деньги отчима как мне заблагорассудится. Но я вас разочарую, ибо по своей скромной натуре не могу себе этого позволить. Я живу в комнате, где убираюсь сам, стираю и выглаживаю одежду тоже сам, хотя иногда служанка миссис Валентайн, запрещает мне делать это самому и выискивает возможность постирать мои вещи заранее. Я же не смею сопротивляться ей. Она старая женщина, и мы с ней хорошо ладим. Помимо нее в доме живет и другая прислуга.

Особенно я не нравлюсь мистеру Бруксу – личному слуге старшего брата – Джулиуса. Я уверен, что этот неприятный старикашка желает мне зла. Он всегда смотрит на меня своими жуткими маленькими глазами, шепчет что-то себе под нос, плюется и резко бранится в моем присутствии. Впрочем, братья Кольридж тоже не питают ко мне особой любви. Сказать по правде, они меня ненавидят. Разумеется, мистер Кольридж знает об этом. Стоило ожидать негодования собственных детей, когда их отец подбирает с улицы бродягу и усыновляет его, ставя наравне с ними.

Впрочем, о наших взаимоотношениях и о моей новой семье в целом я расскажу вам в следующей главе.

Как я уже говорил, жил я в окрестностях Лондона – в поместье Кольриджей. Особняк, построенный еще во второй половине XVII века, имел довольно строгий вид и отличался мрачностью и загадочностью. Впрочем, как и все подобные сооружения, поместье Кольриджей являлось символом этой загадочности и мрачности. Впервые, когда я увидел его, мне было всего восемь лет и моему удивлению не было предела. Честно говоря, я даже немного испугался. Дело было не столько в самом особняке, сколько в его обитателях, которые казались мне совершенно мрачными людьми. Но вскоре я привык, и положение вещей сразу же изменилось. Я познакомился с миссис Валентайн, которая заменила мне мать, с братьями Кольридж, постоянно напоминавшими мне о моем «бродячем» происхождении. Хотя я никогда не удостаивал их своей историей, они уже знали мое действительное происхождение, и все-равно ненавидели меня. Требовать к себе иного отношения я не мог потому, что мне не хотелось иметь с ними ничего общего. Конечно, сначала я старался подружиться со своими новыми братьями, но это было ошибкой.

Благо у меня не было времени выяснять семейные отношения, поскольку весь мой ум был занят учебой. С самого начала моей новой жизни я усердно учился и старался быть тем человеком, который достоин жить в семье барона. Мои успехи в учебе были гораздо лучше, чем у Джулиуса и Эдмунда, но это не мешало им оскорблять меня и в интеллектуальном смысле. Впрочем, на это я также не обращал никакого внимания. Возможно я был слишком мягок, да и к тому же не мог ответить на оскорбления (хотя, по правде, мне иногда хотелось это сделать) в силу своего хрупкого положения. Барон с легкостью взял меня к себе на попечение, но я всегда боялся, что он также легко может выкинуть меня обратно на улицу. Однако вскоре я изменил свое мнение и понял, что барон справедливый, честный, хотя и упрямый человек. Чтобы побольше узнать о моем отчиме, я расскажу вам об одном случае.

Это было летом 1903 года. Я всегда просыпался рано, как и в то утро, когда на девять часов барону была назначена встреча с каким-то журналистом по имени Кшиштоф Вальчак. По происхождению поляк, хотя и работал на английскую газету «Дэйли Мэйл» в Лондоне.

Рональд Кольридж в тот день ждал его в гостиной, спокойно почитывая недельный выпуск «Ллойдс Уикли» и покуривая кубинскую сигару. Я спустился к нему, чтобы уведомить о своей новой статье, которую написал давеча вечером. Она была педагогической направленности, впрочем, сейчас не о ней. Барон, пристально вчитываясь в строки газеты, внимательно слушал меня. Он мог делать это одновременно, что нисколько ему не мешало. Я восхищался этим его талантом, как Юлий Цезарь, делать несколько дел одновременно. Я уже закончил свою речь и уселся в кресло рядом с бароном, когда он, дочитав абзац, наконец обратился ко мне:

– И что? Что ты планируешь делать с этой статьей?

– Думаю опубликовать.

– Что ж, только не в «Брайн телеграмм», сделай мне одолжение. Не стоит втискивать свою работу в груду бесполезных никчемных статеек тех бездельников, что их пишут, и уж тем более не ради мелочевки, что предлагают за их статьи такие же бездельники, которые печатают эти брошюры, называя это журналом, – иронично высказался барон. Он никогда не стеснялся жесткой и едкой речи, напротив, всегда высказывал только то, что думает, не взирая на негодование своих оппонентов.