Владислав Лебедько - Евангелие от Агасфера

С кем иду и кого я не вижу

И порой почти различаю,

А порой почти забываю.

Кто смолкает, когда суесловлю,

Кто прощает, когда ненавижу,

Кто ступает, когда оступаюсь,

И кто устоит, когда я упаду…

Пребывание в растворении освобождало Федю от тисков его прежней личности. Пытаясь изредка припомнить свою прошлую жизнь, он с удивлением, восхищением и какой-то доселе незнакомой дерзостью, отмечал, что смотрит на все пережитые ранее события и свистопляски, как на обрывки фильма про совершенно постороннего человека, чем-то даже неприятного, но не настолько, чтобы это доставляло хотя бы какую-то долю стыда или вины за поступки этого без двух лет пятидесятилетнего домашнего мальчика.

Волшебство длящегося момента постепенно рассеивалось, и, хотя Фёдор чувствовал себя совершенно иначе – что именно в нем поменялось он не мог бы внятно описать – но еще жив был в нём неугомонный, категоричный и оценивающий рассудок. Трезвея не только от вина, но и от послевкусия чудесной близости, он думает о том, что всё произошло без презерватива, и… он же видел свою возлюбленную в совершенно ином образе: нетрудно догадаться, что у неё множество других мужчин…

Анна, заметив, как он едва заметно напрягся, вероятно, догадалась что с ним, но безо всякой надменности или брезгливости, с прежней нежностью и теплотой, ответила вслух на мысли горемыки:

– Вечная дилемма Аполлона и Диониса – либо ты всю жизнь живешь в презервативе, оставаясь наблюдателем жизни, критиком и оценщиком, либо ты погружаешься в ее поток, получая наслаждение и риск. Жизнь сама по себе рискованна. Человек смертен и смертен внезапно, как ты помнишь из Булгакова. Да – так. При этом, мало кто отваживается прожить всю жизнь или, хотя бы, какую-то её долю на градусе Диониса. Основная масса людей и рождается в презервативах, и, так не снявши их за всю жизнь, в презервативах же и умирает. Впрочем, бог для подавляющего большинства на Земле сейчас, как бы они его называли – даже не Аполлон, а Рассудок, маскирующийся под любым называемым именем, будь то Иисус, Яхве, Аллах или Кришна.

Слова эти, произнесённые с любовью и принятием, помогают Фёдору внутренне посмеяться над всколыхнувшимся, было, беспокойством ума, а затем и вовсе воротиться к беззаботному покою. Аня осторожно высвобождается из его объятий, накидывает невесть откуда появившийся легкий халатик, встаёт, и подойдя к старинному шкафу, надувшемуся на добрую четверть помещения, достает электрический чайник, чашки, заваривает чай. Федя тоже облачается в брюки и сорочку, присаживается к столу. Люди, прожившие вместе, пожалуй, десяток лет – так может показаться чуткому стороннему наблюдателю, окажись подобный в той же комнате, и улови он царящую там атмосферу. Но, конечно же, это не некий посторонний, это сам Фёдор Михалыч наблюдает со стороны за неспешным чаепитием двух очень близких людей. Впрочем, тела и души их близки уже целую вечность, а разум – всё же тоже требует пищи.

Новоиспеченному любовнику не терпится узнать, наконец, кто же такой этот таинственный и удивительный Жорж. Начинает он издалека, с невинного вопроса «Который час?», но услыхав в ответ, что уже около четырех утра, вдруг вспоминает про нестыковку во времени. Впервые сия несуразность поразила его в тот миг, когда он увидел Анну на балу – для того, чтобы столь радикально сменить облик ей понадобилось бы не менее часа, а на балу она оказалась даже раньше, чем они с Жоржем. И второй вопрос мучил нашего героя: откуда присутствующие знали о нём так много. Он обращает свои сомнения к возлюбленной. Её ответ, в который уже раз, обескураживает Федю:

– Действительно, в посольстве вы с Жоржем пробыли более часа. После «задержания» ты потерял сознание, чем Маэстро воспользовался – привел тебя в чувство, но оставил в трансовом состоянии: хотя внешне ты был вменяем, но до выхода за ворота посольства, твоему подсознанию была дана установка на то, чтобы ты забыл, что происходило за этот час. У Жоржа было достаточно времени, дабы, расспросив тебя как следует, разузнать довольно многое. Затем он попросту позвонил сюда. Я в это время как раз приводила себя в другой образ в гримёрке.

– А почему мы вообще попали в это посольство. Да еще таким путем?

– Жорж, сколько я понимаю, не планировал этого, он хотел явиться на бал раньше всех с тобой, но заграждения навели его на мысль о шутке. Можно было, конечно, обойти ограду стороной, это бы заняло минут десять-пятнадцать, но он, как любитель авантюр и розыгрышей, выбрал именно этот ход.

– Кто же он такой? Почему с ним так почтительно обошлись в посольстве, несмотря на явные нарушения закона? Такое никому не сходит с рук, даже послам бы не сошло.

– Кто такой Жорж – рассказать коротко решительно невозможно, что же до сего случая – в каком-то смысле, на неофициальном уровне, он много больше, чем любой посол. Он – уникальный специалист, которого приглашают для решения самых сложных задач – очень многие организации, в том числе и украинское посольство. Он востребован во всём мире. Таких, как Жорж, на всей Земле – несколько человек, они нигде не работают официально, но их консультациями пользуются самые разные влиятельные организации и частные лица.

– Зачем же тогда, при эдаком-то масштабе, весь этот маргинальный цирк на чердаке?

– О, это очень сложный вопрос. Постепенно ты всё узнаешь и поймёшь, но нынче еще не время.

– Там, на чердаке, действительно женщина выпала из окна и разбилась?

– Всякое может быть, я лично не видела тела. Об этом ты также еще узнаешь позже, – Аня встала, потянулась всем телом, – надобно одеваться и возвращаться в зал. Муж, поди уже обеспокоился…

– Муж?.. Этот тот, который был возле тебя в зале?

– Ага.

– Кто он?

– Помощник украинского консула.

– Час от часу не легче! Он догадывается, что ты ему, ммм… неверна?

– Он слишком озабочен карьерой, моя личная жизнь мало его заботит. Наши отношения давно уже стали формальными, разводиться ему нельзя – это скажется на продвижении по служебной лестнице, так что основная моя функция – периодически сопровождать его на официальных мероприятиях.

Аня скинула халатик и её волшебная, пьянящая нагота пробудила в нашем герое новый приступ сладчайшего возбуждения. Он поднялся со стула и сделал в её направлении шаг.

– Нет-нет!, – лукаво улыбнулась проказница, после чего многозначительно подмигнула, – у нас еще много всего впереди, – начала неспешно одеваться: светло-розовое кружевное бельё, нейлоновые чулки на подвязках… Понимая, что её кавалер едва не сгорает от вожделения, наблюдая за ней, произнесла:

– Хочется немного покурить. Зайди, пожалуйста, в зал – попроси сигареты у Агасфера.