Игорь Англер - Слышащий сердце. 1–2

– Договорились!

И пошёл коньячок по привычному кругу. Поздняя планёрка перешла в традиционную для ООО «Квентика» фазу дижестива. Кстати, очень важную! После пары рюмок забористого напитка, только по полному недоразумению и иронии судьбы названного коньяком, постперестроечный стресс отступал, мозги кратковременно просветлялись и в них иногда заходили блестящие идеи, как, например, вот эта.

– А что если начальника использовать втёмную? – первым подал признаки просветления Евгений.

– Это как? – удивлённо вскинул рыжие и густые, как у Брежнева, брови Шильман.

– Ну, типа сказать, что приехала делегация международной организации «Амнести Интернешнл», которая хочет удостовериться, что французская компания и вправду помогает вместе с её русскими партнёрами в решении важной гуманитарной задачи! – не сдерживал свой поток сознания Женька.

– Ну да, освободим Россию от криминала! Даёшь небандитский Петербург! – съязвил Борис.

– На свободу с чистой совестью и честно заработанной валютой! – сострил Сергей.

– А вообще, в этом что-то есть, но выпить с Петровичем всё равно надо всем и много! – Паша уже крутил диск телефона, набирая номер начальника ИТУ-16. – Он сегодня, кажется, дежурит… Алло, Петрович, салют! Как сам? Всё нормалёк? Как там наши сидельцы? Профсоюз ещё не создали? А то смотри, мы в Кресты переедем, они поближе. Дело есть, перетереть бы. В субботу можешь? – Шильман глянул на приятелей, которые пожали плечами типа «шабат так шабат». – Окей, тогда начнём, как всегда, в нашей баньке. Ну да, там, на Дегтярной, в два часа нормально? Всё будет по высшему разряду! Майор, не переживай. О чём говорить будем? Не по телефону, но тебе понравится! Всё, беги шмонай и давай отбой в своём трёхзвёздочном отеле! Не-не, никаких завтра, баня и ресторан в субботу! Всё, шабат!

Эдуард проснулся в холодном поту, с бешено колотящимся где-то в горле сердцем. Прошёл почти год, как они бежали из Баку в Краснодар, откуда перебрались в Ленинград, а отголоски пережитой тогда трагедии по-прежнему преследовали его ночными кошмарами.

Виолетта спала на левом боку, отвернувшись от него, словно чужая. «А мы ведь действительно стали чужими друг другу», – подумал Эдуард, тщетно пытаясь вспомнить, когда они с Виолеттой были близки в последний раз. И вынужден был признаться самому себе, что недостаток интимной близости ему восполняли проститутки из подпольного борделя, который крышевало его РУВД. Виолетте почему-то было всё безразлично.

Стараясь не шуметь, он осторожно вышел на кухню покурить и успокоиться. Нервно затягиваясь сигаретой, прокручивал в памяти детали сна, переживая, отступят ли когда-нибудь, наконец, кошмары, не грозит ли ему серьёзная психологическая проблема и не пора ли откровенно поговорить с женой. Как-никак она ведь психиатр. А тем временем в мозгу вспыхивали чёрно-белые кадры сна, и утешало его только то, что он вовремя проснулся и не увидел пронзительного взгляда мёртвых глаз своего сына и его катящейся головы.

Виолетта проснулась, словно от резкого толчка внутри. Огляделась. Мужа рядом не было.

– Что с тобой? Тебя кошмары не мучают? – допытывалась жена, найдя его на кухне с дрожащей в руках сигаретой.

– Ерунда! На работе проблемы, вот и не спится! Покурю и успокоюсь!

– Может быть, расскажешь мне? Я же всё-таки тебе…

– Жена? – усмехнулся Эдуард и посмотрел на Виолетту равнодушным взглядом.

Виолетта глядела на него с таким же безразличием, совершенно не видя в нём мужчину, которого она когда-то любила и от которого родила двух сыновей. При мысли об убитых детях ей стало нехорошо. Она зажмурилась и с усилием начала массировать виски. Постепенно головокружение прошло.

– Не начинай, Эдуард, – уже спокойно, но всё ещё глухим голосом произнесла Виолетта, – ты же знаешь, что я не хочу близости с тобой не потому, что… – она замолчала на секунду, подбирая слово, – …не люблю тебя, а потому что мне больно осознавать, что я больше не могу иметь детей. А одновременно ощущать в себе твою горячую плоть и понимать, что нам невозможно родить новых детей, это сводит меня с ума. Мне легче забыть тебя как мужчину.

– И ты поэтому прилипла к Кузнецовым?

– А что, это так заметно? – насторожилась Виолетта.

– Им – не знаю, а я вижу, как ты к их младшему тянешься. И уроки музыки, и развитие личности, и что там ещё? Что ты задумала, а?

Виолетта медлила с ответом, тщательно обдумывая свои слова.

– Татьяна наивная простушка, – начала она. – И муж у неё такой же простак, только вдобавок любит выпить и похрипеть под гитару, думая, что он Высоцкий. Не видит, что у жены повышенное либидо, которое нужно удовлетворять не песнями собственного сочинения. Придёт момент, и я Борисом займусь тоже. А тебе можно к Татьяне присмотреться. Она очень даже недурна. Может быть, грудь маленькая – не как тебе нравится, но зато вся она как девочка-школьница.

– Вообще-то я про Мишу тебя спрашивал. Кстати, а почему бы тебе к старшему сыну, Евгению, тогда не присмотреться? – Эдуард внимательно следил за реакцией жены.

– Евгений слишком взрослый, – неожиданно ответила Виолетта. – А вот Миша, – тут её голос потеплел, – другое дело. Знаешь, как он на меня смотрит? Видел бы ты, как вздрагивает, когда я к нему прикасаюсь во время игры на пианино! Мальчик начинает взрослеть, ещё не совсем осознанно обращает внимание на женские прелести, но уже реагирует на них. Самое время его…

– Увести? – не дал ей закончить Эдуард.

– Никто не посмеет мне помешать, понял?! – вдруг сорвалась на истеричный крик Виолетта.

Эдуарда ошеломил такой внезапный переход от спокойного рассуждения психиатра к нервной реакции возбуждённой женщины. Не имея давно с ней близости, он стал забывать, какой экзальтированной она может быть. А сейчас в её глазах горел совершенно сумасшедший огонь одержимости идеей фикс.

– Спокойно, дорогая, – тихо прошептал Эдуард. – Хочешь забрать к нам Мишу – конечно, забирай. Я буду только рад мальчику.

Виолетта успокоилась так же внезапно, как и завелась. Ушла в себя, улыбаясь каким-то своим мыслям и совершенно не замечая сидевшего перед ней мужа. Потом словно очнулась из забытья и сказала ему, что идёт спать.

Эдуард закрыл за Виолеттой дверь кухни. Постоял некоторое время, прислушиваясь, не вернётся ли она, и снова сел за стол. Он был ошарашен планами Виолетты увести из чужой семьи ребёнка. Похоже, она уже далеко зашла, хотя бы в своих мыслях, и мешать ей в таких обстоятельствах означало бы спровоцировать очень глубокий психический срыв.

«Ничего себе психотерапия! Я тут анализирую по ночам свои кошмары: сон был цветной или чёрно-белый? Машина стояла в луже, и та была красной от крови, или это был свет фар? И жду, когда из-за машины выкатится голова Ашотика и уставится на меня своим немигающим взглядом. У Виолетты-то проблемы посложнее моих будут! Интересно, что ей снится?» – размышлял Эдуард, понимая, что кошмары ему, скорее всего, не изжить, а реализация плана жены приведёт к настоящей войне с Кузнецовым.