Игорь Англер - Слышащий сердце. 1–2

Но нервничающих проводников можно было понять: фирменные чёрные шинели набухли и налились тяжестью. Фуражки плохо справлялись с ролью зонтиков. Вода стекала по ушам и шее, норовя забраться в самые укромные и тёплые уголки человеческого тела. Неприятная колючая сырость лезла за воротник, проникала под мышки, растворяя последние остатки тепла. Страшно хотелось нырнуть внутрь вагона и забиться в уютное служебное купе. Ароматный дымок уже затопленных титанов дразнил носы проводников мечтой о стакане горячего чая. Мартовский ливень продолжал полоскать всё, до чего могли дотянуться его холодные мокрые руки-струи, заливая своими слезами оконные стёкла. Казалось, что все собрались в этот день, чтобы кого-то проводить и наплакаться вослед.

Вагон, дёрнувшись, тронулся с места, и перед Эдуардом медленно, с постепенным ускорением, поплыл перрон вокзала, оставляя в прошлом почти сорок лет жизни в Баку, которые он, армянин по национальности, проработал в органах МВД, дослужившись до майора. Он стоял в коридоре у окна, а за его спиной в купе СВ неподвижно и молча сидела его жена Виолетта, глядя перед собой в одну точку. Он наблюдал, как пропадают из фоторамки залитого дождевыми струями вагонного окна его родственники. Первыми ушли двоюродный брат Марат Эликян с женой. Потом скрылась из виду Лена, которая, сделав несколько поспешных шагов за набирающим ход вагоном, хотела задержаться на этой фотографии, но, влетев в лужу, споткнулась и остановилась, уткнувшись лицом в платок, не в силах вынести прощального взгляда Эдуарда. И только Самвел, не желая отставать от уходящего поезда, бежал за ним, не отнимая руки от стекла, с другой стороны которого была прижата ладонь его родного брата. Самвел смотрел мимо него, пытаясь заглянуть внутрь купе, чтобы встретиться глазами с Виолеттой и хотя бы немым кивком приободрить её на прощание.

Виолетта словно почувствовала на себе его умоляющий взгляд и обернулась к окну, которое разделяло две прижатые ладони. Рука снаружи вдруг сорвалась, скользнув по мокрому стеклу, и Эдуард подался всем телом за ней, словно хотел удержать. Самвел на бегу споткнулся о выбоину в асфальте и упал, растянувшись в луже во весь рост. Всю последнюю неделю, после того как Овсепяны приняли решение уехать, он крепился, не давая воли эмоциям, даже когда оставался один, старался всех поддержать, а сейчас, беспомощно лёжа на перроне под проливным дождём, не смог сдержаться и разрыдался во весь голос.

– Любимый, поднимайся. Пойдём домой. – Это Лена, опустившись рядом на колени, пыталась помочь ему встать.

Поезд длинной чёрно-зелёной дымящей змеёй уходил за горизонт, увозя людей в неизвестность. Армянская семья стремилась оторваться от своего счастливого прошлого и кровавого настоящего, отправившись на этом поезде в Ленинград.

Начиналась новая жизнь…

Но та прежняя, от которой убегал Эдуард Овсепян, уже готовилась нанести очередной удар и только подстерегала момент. Эдуард даже не догадывался, что в спортивной сумке увозит с собой проклятье прошлого. Он долго вглядывался в мелькающие за окном тени, а на него смотрело усталое, осунувшееся незнакомое лицо, иссечённое, словно клинком, морщинами. Давно не стриженные густые усы, когда-то придававшие ему задорный вид, обвисли, состарив лет на двадцать. Широкие округлые плечи борца ссутулились, портя подтянутую спортивную фигуру. Эдуард хотел поймать отражение своих глаз, но, заметив глубокие мешки под ними, отвёл взгляд от стекла и посмотрел на Виолетту. В полусумраке купе её восточная красота казалась неестественной: правильные мягкие черты лица, обрамлённого густыми чёрными волосами, ниспадавшими на пышную грудь, в бликах горевшего ночника несли на себе отпечаток жертвенности. Маленькие ладони покорно лежали на столе. Она сидела всё так же неподвижно, то ли в трансе, то ли в забытьи, и глаза её были прикрыты. «Может, всё-таки заснула?» – подумал Эдуард и вспомнил про сумку.

Он зашёл в купе и закрыл дверь. Сняв сумку с багажной полки, он долго не решался её открыть, но наконец потянул за молнию. Разворошив пачки с деньгами, достал со дна дорогой кинжал с костяной рукояткой, инкрустированной крупным рубином в форме сердца. Блеск драгоценного камня и холодный булат клинка завораживали. Эдуард повертел оружие, и рукоять вдруг будто сама легла в руку. Он поднял кончик лезвия к бледно-синему свету ночника, пытаясь разобрать таинственную арабеску, и внезапно почувствовал, как что-то отчётливо отдалось ударом в ладонь. Эдуард вздрогнул, поёжился от суеверных предчувствий, положил кинжал на столик и выключил ночное освещение.

Мрак поглотил всё. Только рубин на кинжале зловеще поблёскивал в свете мелькавших за окном фонарей.

Роман Георгиевич Шведов заканчивал обход залов Артиллерийского музея, как всегда оставив на «десерт» свой любимый зал холодного оружия. Ночной сторож, хорошо зная привычки директора музея, уже ждал его у входа, чтобы затем проводить до кабинета и попить вместе чаю. А под хорошую байку расчувствовавшийся старик мог угостить и коньячком. Дождавшись, когда тот вдоволь налюбуется клинками, мерцавшими холодным блеском и скучавшими по своим историческим, кровавого оттенка делам, сторож услужливо распахнул дверь перед директором, потом обернулся, закрыл её, повернув ключ в замке, подёргал на всякий случай и пошаркал вслед за Шведовым.

Роман Георгиевич налил воду из графина в электрический чайник и нажал кнопку. В ожидании, пока закипит вода, он ходил в задумчивости по кабинету, не обращая никакого внимания на сидевшего на диване сторожа. Подошёл к окну и открыл форточку. В помещение ворвался, качая тяжёлые портьеры, свежий и влажный ветер с Невы. Шведов с удовольствием вдохнул вечернюю прохладу, пытаясь уловить в сыром воздухе признаки весны. В плавном течении Невы неуклюже поворачивались и ныряли набухшие серые льдины.

«Начало марта, а весной и не пахнет! Кто придумал эти календари? Никакой связи с реальной жизнью, – подумал старик. – Плывущая по чёрной реке рыхлая серая льдина – вот как, оказывается, выглядит наступающая весна!»

Оторвавшись наконец от размытого вечернего пейзажа за окном, он обернулся к сторожу. Тот уже разливал чай по большим гранёным стаканам в подстаканниках. Он знал, что директор любит пить ароматный напиток большими порциями.

– А что, Семёныч, не хлопнуть ли нам по рюмашке?

– По какому случаю, Роман Георгиевич?

– Наконец пришёл альбом, который я выписал из Англии. Вот, посмотри, какая красота!

Читать дальше