Игорь Англер - Слышащий сердце. 1–2

«Та-та-та-та» – Эдуард всё никак не мог отпустить спусковой крючок автомата. Не ожидавшие такого расстрела в спину, четверо азербайджанцев уже лежали бездыханными, а обезумевший армянин продолжал опустошать рожок в их мёртвые тела. Застигнутые врасплох, насильники не успели обернуться и даже не видели того, кто их расстрелял. Сами же они представляли собой отличную мишень. Овсепян хорошо различал их контрастные силуэты на фоне полыхавшего детского домика.

«Та-та… тр-рр» – автомат наконец захлебнулся, выпустив последнюю пулю в голову неподвижного старика. Серый каракуль лежавшей рядом папахи был забрызган кровью, губы старика замерли в кривой усмешке, словно настигшая его смерть была радостным и давно ожидаемым событием. Эдуард в трансе, качаясь и тихо подвывая, смотрел на пламя, в котором горели тела его матери и детей. Рядом валялась полупустая канистра с бензином, из которой их, очевидно, облили и подожгли. Он вылил остатки бензина на трупы азербайджанцев, подтащил их и бросил в огонь. Одного молодого высокого и крепкого бандита Овсепян поднять не смог, поэтому оставил его лежать рядом с горевшей кучей тел. Последним в костёр был брошен старик в национальном костюме.

Покачиваясь, Эдуард раз двадцать – руки у него всё ещё дрожали – щёлкал зажигалкой, пытаясь поджечь того молодого, на которого не хватило сил. Но зажигалка сломалась, и Овсепян в отчаянии швырнул её в сторону. В этот момент из горящего костра неожиданно вывалилась рука старика. Длинные, корявые в суставах пальцы разжались, и к ногам Овсепяна упал изогнутый турецкий кинжал с рубиновым сердечком в рукоятке. Эдуард поднял нож и посмотрел на растёкшуюся по лезвию кровь. Что-то стукнуло в рукоятке кинжала и отдалось вибрацией в ладонь, выведя Эдуарда из оцепенения. Он вздрогнул и оглядел место трагедии. Откуда-то вдруг появилось отрешённое спокойствие, смешанное с безнадёжной обречённостью. Все предметы вокруг проступили из мерцающей отблесками пламени темноты с удивительной чёткостью, будто хотели, чтобы он их запомнил навсегда. Внутренне опустошённый, Эдуард безразлично, как на осмотре места происшествия, обводил их взглядом, подробно фиксируя все детали на киноплёнку подсознания.

«Нет, пояс врага я тоже сниму!» – решил он и принялся вытаскивать тело старика из огня, пока тот окончательно не испортил роскошный, инкрустированный явно драгоценными камнями пояс с ножнами.

«Кланяйся, как Раскольников, своей жертве!» – ему вдруг вспомнилась сцена из любимого «Преступления и наказания», когда убийца вынужден был наклониться к мёртвой старухе-процентщице, чтобы снять с шеи кошелёк. Овсепяну тоже пришлось, поднимая из жадности драгоценный кинжал, поклониться своим жертвам, горевшим вместе с его детьми и матерью.

– Мальчики мои, пойдёмте домой!

Кровавый в отблесках пламени Эдуард обернулся на голос и только тут заметил в стороне свою жену, сидевшую на земле с широко раскинутыми ногами. Он-то думал, что азербайджанцы расправились со всеми, в том числе и Виолеттой, бросив их тела в огонь, и не ожидал увидеть её живой. Пули по счастливой случайности не задели её. Она была без юбки, в расстёгнутой нараспашку кофте, из которой торчали груди с искусанными до крови сосками. Даже в таком виде, с растрёпанными длинными волосами и поруганная, на грани помешательства, она оставалась красивой женщиной!

Эдуард направился к Виолетте, на ходу вставляя в автомат новый магазин.

– Мы должны ехать, – глухим голосом произнёс он.

– А мама, а детки? – Она явно была не в себе и отказывалась принять их жуткую смерть.

Тут он заметил, что жена что-то крепко прижимает к груди. Это была голова их младшего сына, вырвать которую из её цепких рук мужчина не мог. После нескольких бесплодных попыток, понимая, что время уходит и на выстрелы могут сбежаться другие бандиты, он закрыл глаза и ударом приклада выбил голову ребёнка у Виолетты. Голова упала на землю и, выписывая кровавый зигзаг, откатилась под охваченную пламенем стенку детского домика, уставившись на отца открытыми глазами.

– Виолетта, вставай! Нам нужно уходить! – Эдуард тормошил жену за плечо.

Но она не реагировала на слова. Эдуард присел перед ней на корточки, пытаясь поймать её взгляд. Бесполезно. Жена в глубоком трансе с полузакрытыми глазами медленно качала головой, не останавливаясь ни на секунду. Эдуард схватил Виолетту за подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза, но они тут же закрылись. Шевелились только губы, и в невнятной абракадабре он смог различить лишь имена сыновей. Эдуард отложил автомат и попытался поднять Виолетту на ноги, но они подкашивались, отказываясь быть опорой телу. Эдуард оставил жену на время, размышляя как быть. Тут он заметил сорванную юбку. Поднял и осмотрел – пояс оказался разрезанным. Он отряхнул юбку и надел на Виолетту, подвязав платком.

С автоматом на плече Эдуард в последний раз окинул взглядом детскую площадку, на которой догорала гора человеческих тел. В нос ударило едкое зловоние, замешанное на горелом мясе, бензине и дыме. Эдуарда стошнило. Отдышавшись, он приподнял жену под мышки и перекинул её безвольное тело через плечо. Так и поковылял к автомобилю, с висевшей на нём живым трупом Виолеттой.

– Брат, что тут случилось? – Перед ним возникли двое азербайджанцев, с опаской косясь на оружие.

Стрелять в них нельзя. В конце улицы, хотя и далековато, виднелась возбуждённая толпа, которая спешила на выстрелы.

– Слушай, наши там армяшек пакоцали, да! – Овсепян, родившийся в Баку и свободно говоривший на азербайджанском, умело подстроился под местный говорок. – И золотишко делят: много есть – идите, и вам достанется! Я вот девушку себе взял. Ай, какая красивая! – импровизировал Эдуард, ужасаясь своему цинизму.

В темноте не разобрать, армянин ты или азербайджанец, – все они в эту безумную ночь были одинаково чёрными и небритыми. А если кто-то в тёмной январской ночи чисто говорит на азербайджанском языке или по-русски с характерным местным акцентом, какие могут быть сомнения? Конечно, это брат несёт неверную своим друзьям позабавиться.

«Поверили!» – выдохнул Эдуард и поспешил к машине.

Он бережно уложил жену на заднее сиденье «Волги» и закрыл дверь. Бросил в багажник спортивную сумку и сел за руль. На несколько мгновений он устало прикрыл веки и перевёл тяжёлое дыхание. На соседнем сиденье лежал автомат, заранее снятый с предохранителя и с передёрнутым затвором. Взведённый «макаров» лежал у него между ног. «Нет, от греха подальше». И Эдуард, щёлкнув собачкой предохранителя, переложил пистолет справа от себя, под рычаг переключения скоростей.