Алекс Т. - Новеллы горной тайги

– Это у вас так воспитательницы говорят?

– Липа так говорила, когда в замуж пошла.

– Она замужем? – переспросил Пилот, на мгновение вспомнив облик Олимпиады Ивановны.

– Замужем. Только Рашидка, муж-то, помер.

– Ух ты, как всё у вас тут… – Пилот не договорил, спросил: – Деревенский, что ли, мужик? Перепил поди?

– Да не, наш он был, детдомовский. Перестарок.

– Перестарок?

– Не знаю, сколь годов ему было, но много больше остальных. Он, короче, не пацан был, хотя и роста маленького. Зажился как-то здесь, в детдоме. Говорят, ему годов двадцать пять было… – Веня перевел дух. Он не привык так много говорить. – А Липа как узнала, что он мужик-то, давай его обхаживать. И свадьбу скоро сыграли. В столовой. Туда только старших ребят пустили. Я не был.

– Чтоб всё, как у людей. Понятно…

– Стал он у нее в комнате жить, а потом возьми да и помри.

– Давно?

– Так зимой еще.

– И отчего Рашидка умер?

– На скорой его увезли, и всё. Всякое говорили, мол, во сне она его придавила. А он вывернуться не смог, задохся. Она ж вон какая хабазина…

– Да-а… – протянул Пилот. – История…

– А может, просто прибила…

– За что?

– А Степаныч, ну, воспитатель наш, с Тасей шептались, что она так девкой и осталась. Я, правда, не понял сначала, как такая здоровенная баба девкой осталась. Пацаны долго надо мной смеялись. Объяснили потом…

– А мне показалось, что Липа ваша нормальная тетка, не злая.

– Что не злая, то верно. Чудна́я только… Странная да непонятная. Я другой раз и не пойму, как она на меня глядит – то ли врезать хочет, то ли пригладить.

«Довольно точно Веня ее определил…»

Задумавшись, Пилот откинулся на скамье, сложил на груди руки.

– Слушай… – начал было он и умолк.

– Ну, что? А то пойду.

– На кого похожа та Баба Золотая? Не на Липу часом?

– Да не-е… – Веня прикрыл глаза. – Мне иногда женщина снится. Да близко не подходит, лица не разглядеть. Мне кажется, это мать моя. Так золотая вроде на нее похожа.

– Значит, она не здесь пока… – проговорил Пилот.

Венька вопросительно вскинул голову.

– Хочешь, чтоб Золотая стала тебе мамой?

Мальчик поднял глаза в синеву неба, и взгляд его небо принял, наполнился небесной глубиной.

– Хочу… – Веня встал и ровно – руки по швам – пошел прочь.

– Постой! Я тебе гостинцев привез!

Веня остановился. Медленно повернулся:

– Отдайте Липе, она на всех поделит…

…Прошел месяц. Пилот решил выполнить второе слово. Правда, дал он его лишь себе, а не Вентилю. Когда тот отошел от лавочки подальше. А слово такое: вернуться и узнать, как у парнишки дела. Чем ему помочь можно – лечение, учение и всё такое. Да и спросить, что нужно самому Веньке – конструктор какой или краски.

С такими вот благородными мыслями ехал Пилот на свою приозерную дачку, рассчитывая по дороге завернуть в интернат.

А еще Пилота не оставляли смутные предчувствия, которые никак не хотели оформиться в образы или видения. В мыслеформы, как говорят эзотерики.

История о Золотой Бабе не давала Пилоту покоя – не он ли навел ее на мальчика? Зачем ему крестик свой отдал? Будто пометил! Да-а… не ладится у него с крестами…

Или все проще? Где-то пересеклись космические колеи Золотой Бабы и Венькиной биологической матери, чей облик Золотая и скопировала. Теперь она его отыскала, чтобы усыновить. Эта версия, без сомнения, нравилась Пилоту больше. Но едва он успевал себя успокоить, всплывал вопрос: а что будет с парнем, если Золотая сделает его своим сыном? И Пилоту снова становилось тревожно…

…Пилот проехал мимо навеки запертых ворот, обогнул недостроенный забор. Здесь он приметил стопку свежих досок и десяток бетонных столбиков. Удивился: «Надо же, решили забор доделать». По знакомой щербатой дорожке подкатил к крыльцу. Крыльцо поправили, ступени выровняли. Дверь сияла свежей краской, а старая облупившаяся табличка исчезла, оставив после себя светлый прямоугольник. «Наверное, на реставрации», – подумал Пилот и нерешительно взялся за ручку. Томительное, невнятное беспокойство удерживало его. Он едва не повернул к машине, убеждая себя приехать в другой раз. Но тут дверь резко распахнулась, прервав его внутренние метания. Пилот едва успел отпрянуть.

– Вы кто?

В проеме стояла худая женщина неопределенного возраста в поношенном, хорошо отглаженном темно-сером костюме. Лицо просоленной воблы, редкие волосы гладко зачесаны и собраны в клубок. Уши и пальцы свободны от украшений.

– Посетитель. Я уже приезжал. Хочу повидать мальчика Веню. – Пилот приподнял пакет с дарами и неискренне улыбнулся: – А Липа… простите, Олимпиада Ивановна у себя?

– Отцвела ваша Липа.

Женщина придирчиво осмотрела Пилота с ног до головы. Распознав приличного человека, осталась довольна. Лицо чуть смягчилось, как будто воблу постучали о стол.

– Не понимаю! – Строгая дама собрала ладонь в кулак, но распрямила указательный перст. – Как можно ставить человека без специальной педагогической подготовки на интернат?

Пилот счел вопрос риторическим и потому смолчал. Дама же решительно сказала:

– Пройдемте.

И резво развернувшись, отпустила дверь. Пилот с присущей ему выдержкой выждал, пока суровая пружина захлопнет дверь – проскочить он явно не успевал. Потянул за ручку и, невредимый, ступил за порог, на пару шагов поотстав от серой спины.

Они пошли через просторный холодный вестибюль. Здесь ничего не поменялось со времени его прошлого визита. Только тишина не была прежней. Пилот чувствовал в ней тонкий звон настороженности. Безмолвная напряженность, затаившись по углам, делала воздух плотнее…

Пилот нарочно подгадал ко времени тихого часа, надеясь побеседовать с Липой в спокойной обстановке. «Но Липа почему-то отцвела…»

Дама решительно прошагала мимо Липиной библиотеки, и Пилот, глядя в серую спину, спросил:

– Простите, как я могу к вам обращаться?

– Вероника Марковна. Директор интерната. – Она едва повернула голову, не замедляя шаг.

Пилот чуть язык не прикусил, удерживая вопрос: «А где же Липа?» Он интуитивно полагал, что мудрее расположить к себе суровою даму, нежели злить ненужными расспросами.

Кабинет Вероники Марковны выглядел, как настоящий кабинет директора. На стене – портрет В. И. Ленина. Под ним Т-образный стол, телефон, лампа и графин. В углу – коричневый несгораемый сейф, хранящий в себе память о десятках директоров и начальников, чьим судьбам не позавидуешь. За стеклами шкафов гордо стояли тисненые тома классиков марксизма-ленинизма – те самые, из Липиной библиотеки. Пилот смотрел, как директор усаживается за стол и с внезапной острой, как молния, ненавистью подумал: «Идиоты загубили великое дело!» Он поспешно отвернулся, чтобы дама не увидела лютый блеск его глаз. Яркая вспышка, ослепившая разум Пилота, мгновенно погасла, оставив после себя гулкое изумление: «Это вообще чья мысль – моя или ее?!» За эмоциональным всплеском еле расслышал сухой приказ директора: