Алекс Т. - Новеллы горной тайги

– Садитесь. Говорите.

Пилот кратко изложил историю посещения интерната.

– Но я не усыновитель, – закончил он, – просто хочу помочь мальчику. Возможно, какое-то лечение организовать или для учебы и развития что-нибудь приобрести. Вот, хотел с Олимпиадой Ивановной посоветоваться.

Пилот поражался своему почти заискивающему тону. «Однако ж как добиться желаемого, если не снискать расположение?» – успокоил он себя.

– Уважаемая Олимпиада Ивановна в тюрьме.

– В тюрьме? – переспросил Пилот. «Черт возьми, умеют удивлять в этом интернате!»

– Когда я приняла интернат, мне рассказали дикую историю со свадьбой и смертью воспитанника Рашида. – Вероника Марковна прихлопнула ладонью по столу. – Я была потрясена. Не могла и не хотела спустить такое на тормозах. Написала в прокуратуру. После проверки возбудили уголовное дело. У этого Рашида, как оказалось, половина ребер сломана. Просто в свое время никто медзаключение в органы не отправил – дебил же, чего с ним чикаться.

– Что с ней будет?

– Суд будет. Похлопотали, чтобы по более легкой статье пошла – непредумышленное убийство или по неосторожности. Она же баба-то не пропащая, работала.

– Всего лишь пожелала простого женского счастья… – не подумав, произнес Пилот. – Чтоб все, как у людей.

И сразу понял, что подумать-то следовало прежде.

Директор воззрилась на него, как на врага народа, или как минимум женщин:

– Так счастье себе не делают!

Сказала как отрезала. Но Пилот не готов был поверить в плохую Липу и продолжал неосторожно гнуть свое:

– Что там между мужем и женой могло…

– Какие муж с женой?! – громогласно перебила его Вероника Марковна. – Брак не зарегистрирован! И не мог быть зарегистрирован. Этот Рашид – он же недееспособный. Банкет в столовой для дебилов – вот и весь брак.

Воцарилось молчание.

«Эта чаю не предложит», – Пилот исподлобья глянул на директора, раздумывая, заводить ли снова разговор о Вениамине.

– Чаю не предлагаю – нету. Не обжилась еще на новом месте. – Она покачала головой. – Даже не заметила, как три недели пролетели.

– А я заметил перемены – материалы для забора подвезли. Еще двери и крыльцо в порядок привели. – Воспользовался моментом Пилот, чтобы поправить впечатление. В народе для этого применяют глагол «лизать».

– Так что вы хотели? – спросила Вероника Марковна миролюбиво.

«Помогает!» – похвалил себя Пилот.

– С Вениамином хочу повидаться.

И в этот миг грянул звон. Но на него не наложился крик десятков детских голосов, как в прошлый раз. «Уже и дисциплинку наладила…» – И Пилот почти подобострастно улыбнулся директору:

– Проснулись…

Звон стих. Вероника Марковна сняла трубку телефона и, не набирая номер, сказала:

– Таисия Егоровна, зайдите ко мне.

Голос ее гулко, видимо, через громкоговорители, разнесся по зданию.

Не прошло и получаса, как Пилот шагал к знакомой скамейке. Чуть позади шаркал по песочку и сопел Вениамин.

– Погуляем или посидим? – спросил Пилот.

– Сядем. Говорить будем. – И Веня сел, даже не смахнув капли от утреннего дождика. – Ты ведь спрашивать будешь.

Пилот тоже рискнул штанами – сел на мокрую скамью. Здесь, на отшибе в тени берез, было как-то особенно спокойно и уединенно. Пилот наслаждался ощущением покоя, охватившим его быстро, мягко, как теплая вода в ванной.

Вени, похоже, эйфория не коснулась, и он пристально смотрел на Пилота.

– Липу-то новая директор в тюрьму отправила, – стряхивая оцепенение, проговорил Пилот.

– Видели мы, как милиция за ней приехала. Ох, и ревела она! Вмиг съежилась, сгорбилась – не узнать.

– Посадят теперь ее. В тюрьме будет жить, – вздохнул Пилот с искренней грустью. – Не знаю только, велика ли разница для нее.

– Зачем? Зачем…

– Ну-у, он же умер. Не хотела, может, но так вышло, что убила она его.

– Она Рашидку не обижала, ему с ней хорошо было. Я видел.

– Разве это милиции объяснишь…

– Я могу… Только меня не послушают.

Пилот пошевелил пакет у своих ног и потянулся достать коробку с «Лего», но Веня положил ему руку на плечо:

– Не надо, ничего не надо.

Рука была горячая. Раскаленная. Жар через куртку пробрал Пилота. Он дернул плечом, скинул руку пацана. Молча на него уставился.

– Я ж говорю, ничего не надо.

– Что с тобой? – спросил в недоумении Пилот. – Крестик-то твой как, не болит?

Веня расстегнул ворот. Карминовый ожог от крестика покрылся золотистой поволокой.

– Во мне что-то происходит. Я ночью под одеялом весь мерцаю. Чувствую, что горячий, как самовар. Но ничего не прожигаю. Только живые чувствуют мой жар, когда касаюсь. Но я стараюсь никого не задевать.

– Ты меняешься… нет, перерождаешься…

– Не приезжай сюда больше. Слышишь?

Он в упор уставился в глаза Пилота своим прежним пронзительным взглядом.

– Почему? – прошептал Пилот.

– Меня здесь не будет. Скоро. Завтра. Она заберет меня к себе домой. – Веня на мгновение умолк. – Это такой странный дом…

– Все-таки она тебя не оставила…

– Я вижу, как все будет. Я вообще много вижу теперь. Намного больше, чем раньше.

– Ты только про себя видишь? Или про всё?

– Не знаю. – Веня закрыл лицо ладонями, и Пилот увидел теплое оранжевое мерцание между пальцами мальчика.

– Я стану пылью. Она будет густая, как золотая пудра. Горячая и сияющая. Тогда я стану другим существом – без глаз и ушей я буду видеть и слышать. Буду чувствовать всё, вообще всё, только не могу объяснить как. Потом я весь упаду… ну, то есть провалюсь внутрь себя. Стану оранжевым шаром, который крутится так быстро, что не углядеть, будто просто висит на елке…

Она мне пошлет сигнал, и я улечу. Мое одеяло отбросит на соседнюю койку – Толян проснется и с перепугу заревет. Придет Степаныч, увидит, что меня нет, и поднимет шухер.

Пилот прикоснулся к стриженой голове мальчика. Его рука завибрировала, наливаясь оранжевым цветом и теплом. Пилот увидел вокруг смутные образы и руку отдернул.

– Ты в самом деле хочешь стать таким, как она?

– Очень.

– Наверное, потому, что она уже тебя изменила. Ведь ты теперь не обычный человек.

– А новую директрису тоже захотят уволить и даже в тюрьму посадить. Но ей ничего не будет.

– Было бы за что… – усмехнулся Пилот. – Она-то в чем виновата?

– Только в Липе.

– Знаешь, Венька, мы никому не судьи.

– Теперь неважно… – Веня помолчал. Махнул рукой и снова заговорил:

– Будет дознание, разные строгие дядьки понаедут – кто в форме, а кто без. Эти допрашивать всех станут и бумаги строчить. Еще пара насмешливых бородатых мужиков будет везде расхаживать, приборами мерять-измерять… Ученые из какого-то института. Про меня скажут, что в меня попала шаровая молния. Испепелила в прах, вроде такие случае известны.