Салли Эверс - Залес. Противостояние

– Руки стёрла, – вместо этого посетовала Наяда, принимаясь за работу.

Лоуит один из немногих, кто относился к ней достаточно терпимо. Во-первых, он смотрел сквозь пальцы, прекрасно зная, что Наяда подворовывает у него овощи. Во-вторых, он искренне считал, что она хорошая партия для одного из его сыновей. В этом их мнения расходились. Наяда не могла долго смотреть на долговязого Томми без кривляний, а добрый, но туповатый Шутиос вызывал у неё не более, чем умиление. Жена фермера скончалась при третьих родах, унося с собой жизнь неродившегося младенца два года назад, и Лоуит считал, что в их доме непременно нужна хозяйка, сам он жениться не планировал, якобы всё ещё скучал по бедной Генне. На деле свою скуку он нёс в таверну под пологом ночи и уединялся с дочерьми Омура, держателя таверны. Все об этом знали, и всем было глубоко плевать. К тому же, Кэтта и Брида обслуживали не только фермера, но и каждого, у кого найдётся лишний медяк. Жена Омура, Утага-большезадая, сама воспитала дочерей так, чтобы иметь дополнительную прибыль с таверны за счёт собственных детей. Повезло только самой младшей, Элишке. Но это как посмотреть. Постояльцев таверны обслуживать ей не пришлось, зато Утага не побрезговала продать дочь в няньки безумному господину, что, наверняка, ещё хуже.

Через несколько часов работы Наяда готова была заскулить в голос от боли в руках. Когда Лоуит подошёл к ней с кувшином чистой прохладной воды, ей хотелось заколоть его вилами. Платя ей один медяк за рабочую смену, фермер считал, что оказывает девушке большую услугу, а поднеся один раз водицы, надеялся заарканить её для одного из своих отпрысков.

– Вы очень добры, спасибо, – дрожащими руками Наяда приняла кувшин и принялась жадно пить, не обращая внимая, что пачкает хорошую посуду своей дешёвой неблагородной кровью.

– Знаешь, Томми не отказался бы от помощницы.

Мне бы кто помог.

Наяда попыталась выдавить улыбку, возвращаясь к работе. Возможно, большинство её проблем сошлись на нет, если бы она подыграла Лоуиту и побежала к его сынку. Ей бы не пришлось выживать, горбатиться в полях и, может быть, ходить в школу и каждый день видеть богатых и самовлюблённых детей Знатных Домов. Но плодиться как свинья и сдохнуть от бесчисленных родов не входило в её жизненные планы.

Спускаясь с крыльца двухэтажного дома, Томми радостно помахал девушке рукой, привлекая её внимание. Наяда отметила, что в его широкой улыбке не хватает двух зубов, а ведь парню всего двадцать с небольшим. Печальное зрелище.

Девушка гордилась тем, что к девятнадцати годам не потеряла ни одного зуба ни в болезни, ни в драке, напротив, её улыбка была достаточно привлекательной, насколько она могла сама судить. Зубы ровные, почти идеально белые, несмотря на пагубный образ жизни. На лице нет шрамов и рытвин, как у большинства бедняков, в волосах пока ещё не проявилась седина. И это ещё один пункт, почему её быстро невзлюбили в Хорте. Она отличалась от всех его представителей, настолько сильно, как день и ночь отличаются друг от друга.

Наяде вдруг вспомнилось пару строк из песни, которую сочинил местный бард Фолвик:

День прекрасен сиянием,

Солнце жалит огнём,

Ночь придёт неспешно,

Сменяя пеплом огонь.

Девушка громко пропела причудливую песню барда, зная, что никто её не слышит. Лоуит давно ушёл домогаться до дочерей торговца, а все остальные были от неё достаточно далеко.

День дарит тепло,

Светом озаряя чела,

Ночь пригвоздит льдом,

Возглавляя мрак.

Ей нравилось петь, слышать, как собственный голос льётся, подобно спокойной реке, в которой она умывалась каждое утро. Когда удавалось не упасть в конце дня в спячку, Наяда выскальзывала из хижины и шла в таверну, чтобы послушать песни Фолвика. Их легко запомнить – бард не особо трудился над сложностью своих произведений.

– Тьма, что так бела, и свет, что черен…

– Неплохо.

Наяда выронила вилы и подпрыгнула на месте. Второй раз за день ей грозила остановка сердца. Она приготовилась развернуться и влепить Томми пощёчину. Нечего к ней так подкрадываться. Обернувшись, девушка сглотнула приготовленные ругательства и грузно упала на колени. Она не заметила, как остальные работники побросали свои дела и давно преклоняют натруженные ноги перед господином.

– А ночью ты не спешила падать ниц, – Мардар сложил руки на груди, изображая скуку.

– Простите господин, моё поведение ужасно и…

– И не простительно, но я не злюсь, – разглядывая носки собственных сапог, Мардар делал вид, что его нисколько не заботит прерванная работа в поле.

Привычка господ перебивать на полуслове бесила девушку. Её речь всегда была плавной, тягучей, она не спешила высказывать всё и сразу, растягивая слова, но, видимо, придётся научиться, чтобы иметь возможность быстро договаривать до конца. Наяда ещё ниже опустила голову, почти касаясь подбородком груди. Если Мардар ждал лучшего момента, чтобы поквитаться с ней, то он его нашёл. Уставшая, буквально измотанная работой, со стёртыми в кровь руками и отбитыми коленями, она не станет сопротивляться.

– Красивая песня. Ты её придумала?

– Нет, господин, песни сочиняет бард Фолвик.

Странно, что он их не помнит, ведь таверна, самое частое место обитания безумного господина.

– А ты, стало быть, их исполняешь.

– Нет, господин, просто…

Мардар захохотал, открыто и громко, никого не смущаясь. Девушку от этого смеха пробрало холодом до костей. Господин поправил волосы и протянул ей руку, улыбаясь. Наяда мельком взглянула на пустую ладонь и непонимающе пожала плечами. Зачем подавать руку, если не собираешься что-то дать?

Она уже почти носом уткнулась в пустую ладонь, пытаясь понять, что господин вообще хочет, когда Мардар потерял терпение и поднял её на ноги, перехватив под подмышки.

– Я не стану тебя наказывать. Пока, – он пригрозил указательным пальцем.

Пытаясь подсчитать, стоит ли снова валиться на колени в благодарность или остаться стоять, девушка не заметила, как стала рассматривать господина. Строгое лицо с высокими скулами, волевой крепкий подбородок, не слишком тонкие губы прекрасно сочетаются с достаточно широкими линиями рта, губы слегка искривлены усмешкой. Яркие зелёные глаза, смотрящие на неё с изучающим интересом, густые брови с чуть приподнятыми уголками и прямой длинный нос. Мардара можно было бы назвать красивым, если б не злая усмешка и искорка безумия во взгляде. С братом они слишком разные, добродушная привлекательность Дамира не идёт ни в какое сравнение со злобной красотой Мардара. Даже цвет волос различал братьев на доброе и злое. Светловолосый, почти рыжеватый Дамир и чёрный, как ворон, безумец младший брат. Спохватившись, она быстро опустила взгляд и сцепила руки за спиной. Мардар усмехнулся, забавляясь.