Мария Рыкова - Дело во мне

Робби не заметил, как оказался на перекрестке десятой линии. Он свернул направо и медленно подошел к парадной. Разумеется, он забыл придумать достойную причину. «Ладно, у меня есть еще три этажа» Пока он поднимался, его сердце все сильнее и сильнее било по легким. Он пытался сосредоточиться, но, как оказалось, это единственное, о чем он мог думать. «Надо подумать, надо придумать причину. Сосредоточься. Подумай. Думай, думай…» Он стоял, растерянный и запыхавшийся, перед дверью, думая о том, что так ничего и не придумал. Робби знал, что в квартире слышно, что происходит на лестничной площадке. И мать, скорее всего, слышала его шаги. «А вдруг она стоит сейчас и смотрит в глазок? Видит мое лицо и уже знает, что я задумал сделать что-то преступное, неправильное, грешное». У него побежали мурашки. Он не мог оторвать взгляда от глазка. «Почему я так боюсь? Это ведь мама… я не должен ее бояться. Но вдруг она все-таки смотрит? Мне всегда страшно, когда она молча смотрит на меня. Боюсь, что в один момент она резко кинется на меня, закричит с ужасным лицом и…» Он вздрогнул от оглушительного звука, заполнившего весь этаж. Он не заметил, как достал ключи. Найдя нужный, он потянулся к замку и, прежде чем вставить ключ в замок, замер, пытаясь остановить дрожь в руке. «Она услышит царапанье ключа, решит, что я пьяный или натворил чего». Робби выдохнул и напряг руку. «Но и слишком навязчивым движение быть не должно. Она заподозрит…» Рука потянулась к замку. Он вспомнил Мандельштама:

Визг и скрежет старого замка резал слух в бездушной тишине каменных стен:

Робби открыл дверь и с облегчением выдохнул – никого не было. Только блик уходящего солнца на затертом линолеуме. Тиканье часов, закрытые двери комнат. Робби разулся и на цыпочках поплелся к себе в комнату. Планировка в квартире была такой, что в центре находилась прихожая, вокруг которой на 180 градусов располагались комнаты. Зал – в середине, прямо напротив входной двери, и две спальни справа и слева от него. Коридор на кухню был слева от прихожей и прятал в себе еще две двери – в ванную и гостевую. Все двери были застекленные, но стекло было мутным. Робби это казалось нелепым, а иногда и вовсе жутковатым. Словом, квартира напоминала собой огромный муравейник, который в один день покинуло все семейство, бросив умирающую королеву с парой прислуг. Робби видел это так. Он рысью проник в свою комнату и быстро закрыл дверь на замок. Бросив рюкзак на кровать, он повалился на пол, закрыл глаза и на несколько минут отключился от всего происходящего вокруг.

Закрытая дверь, закрытые шторы, закрытые глаза – поглотившая его темнота казалась самым уютным местом на земле. Робби чувствовал, как все его тело медленно растекается по полу и расслабляется. Он умел ни о чем не думать – просто слушал свое дыхание или считал удары сердца и мог так лежать часами; пару раз даже заснул. Но потом, замерзнув, открывал глаза и смотрел на потолок, усеянный звездами. Они были разных размеров и форм, но не образовывали созвездия. Это был всего лишь рисунок, напечатанный на принтере, и фосфор, создающий иллюзию вечного света. Эти обои остались еще с тех пор, когда Робби был ребенком. Он надеялся, что однажды увидит какое-нибудь созвездие. Это был единственный случай, когда он надеялся на ошибку автора, надеялся на чудо. Надеялся тайно от самого себя, словно ошибка, допущенная взрослым, может означать, что мир может быть другим, не таким, каким он видел вокруг; если он ошибается, значит, есть смысл в том, чтобы искать новые пути и решения и…

Робби открыл глаза. Ему показалось, что кто-то ходит перед его дверью. Он невольно напрягся и тихо сел, обхватив руками колени. Робби замер в ожидании, глядя на дверную ручку. Она не двигалась. «Сколько можно бояться? Встань и проверь… Нет, ведь это просто бред, кто там может ходить? Мама? Она не сумасшедшая». В дальней комнате скрипнула половица. Робби вскочил на ноги и от неожиданности ругнулся. Потом с гневом посмотрел на дверь. «Сейчас я пойду и открою ее. Там никого нет». Все внутри закипело, он почувствовал, как руки его потяжелели, готовые к защите непонятно от кого. Он злился на свой нелепый страх, на эту пугливость и нерешительность. «Как девчонка, иди и открой дверь». Но Робби стоял. Внутри него шла битва, цель которой была скрыта. «Стою тут, как дурак, а там никого нет. Иди, просто иди. Ты, как тряпка, стоишь тут и боишься встретиться с опасностью лицом к лицу». Робби не знал, сколько прошло времени, перед тем как он сделал первый шаг и едва устоял на месте. Ощутив набегающие слезы и громаду тяжелого стыда, он сделал еще шаг и еще. Назад пути не было; он взялся за ручку, повернул ее. Скрипнув, дверь поддалась. В коридоре было пусто. Робби боялся стоять так долго, но на мгновение ему показалось, что кто-то все равно видит его борьбу и слабость. Он боялся, что сейчас, за его спиной, стоит тот, кто минуту назад сковал его в цепи, громыхание которых сейчас мешало ему сделать шаг вперед. Вдруг все замолчало, и он увидел силуэт матери, подходящий к двери напротив него. В следующее мгновение видел только ее бледное лицо и худые плечи.

– Роберт.

– Привет, мам. – Он медленно подошел к ней и поцеловал в щеку.

– Давно ты дома? Я не слышала, как ты зашел.

– Я… – Он посмотрел на часы. Он пришел домой час назад. – Недавно. Минут 30.

Она кивнула. На ней была роскошная белая шаль, похожая на огромное облако пушистого хлопка. Касаться его не хотелось.

– Пойдем, обед готов. Твой отец придет поздно, не будем ждать его. – Мать направилась на кухню. – Как дела в школе? – Голос ее был слабым и безрадостным, а походка – бесшумной и грациозной, пожалуй, даже слишком для такого темного жилища.

«Надо поговорить с ней сейчас. Да, прямо сейчас». Минут пять он сидел, уставившись в тарелку с супом и пытаясь собраться с мыслями. Мать сидела напротив, не поднимая глаз, погруженная в свои мысли. Робби иногда поглядывал на ее сухие руки, оплетенные сетью вен, как хмелем. Аккуратные длинные пальцы, которым суждено играть, подумал он. А ее отправили на медицинский.

– Мам, у меня завтра день рождения.

– Я знаю, сынок. Это ведь я тебя родила.

«Так и норовят каждый раз напомнить об этом», – подумал Робби.

– Да, ну вот. Я хотел бы отметить с друзьями. Утром, конечно, с вами. А вечером… вот. – Робби говорил так, будто пробирался по минному полю. – Можно я пойду к Теме?

Мать медленно, словно натягивая тетиву, положила ложку в тарелку и подняла глаза на сына. Желтый свет падал на ее худое лицо, обнаруживая все морщинки.